КЕЙТ. Думаю, да. Особенно если русские экстремисты решатся на провокации.

ЯНСЕН. Обязательно решатся. В этом мы им поможем.

ВАЙНО. Есть и еще один очень важный момент. Чрезвычайно важный. Представьте на секунду, генерал, что владельцем земли, на которой стоят жилые кварталы с русскими, окажется штандартенфюрер СС Альфонс Ребане. Верней – его законный наследник. Его внук Томас Ребане.

КЕЙТ. Есть сведения о том, что Альфонс Ребане был крупным землевладельцем?

ВАЙНО. Есть.

КЕЙТ. И есть документы, которые это подтверждают?

ЯНСЕН. Они всплывут. Мы получим их в самое ближайшее время.

ВАЙНО. Как вам нравится, генерал, такой поворот сюжета?

КЕЙТ. Это бомба. Это настоящая политическая бомба огромной разрушительной силы…»

– Теперь вы поняли, что это такое? – спросил Нифонтов, глядя на монитор из‑за спины куратора.

– Заговор. Эти документы на право собственности – они всплыли?

– Да.

– Каким образом?

– Они оказались у одного старого гэбиста. Как они попали к нему, неизвестно. Возможно, нашел после войны, когда разбирали архивы, и сохранил. Он предложил Томасу Ребане купить их. За пятьдесят тысяч долларов. Тот купил.

– Что они собой представляют?

– Семьдесят шесть купчих. Вся собственность приобретена незадолго до установления в Эстонии советской власти. Все зажиточные люди поспешно уезжали, распродавали недвижимость по бросовым ценам. Ребане скупал. Сейчас его наследство оценивается в сумму от тридцати до пятидесяти миллионов долларов. Возможно – больше. Это зависит от конъюнктуры. На его земле действительно построены целые микрорайоны с преобладанием русскоязычного населения. Не только в Таллине, но и в других городах.

– А ведь это, генерал, и в самом деле бомба, – оценил куратор.

– И очень мощная.

– Кто такой этот Томас Ребане?

– Студент‑недоучка. Тридцать три года. Метр восемьдесят, худой, блондин. Кличка Фитиль. В прошлом – мелкий фарцовщик и ломщик чеков. В советские времена отсидел шесть месяцев за мошенничество. В ноябре девяностого года попался в Ленинграде за те же дела – обувал финнов. Получил бы года три, но тут Эстония вышла из состава СССР, дело закрыли, а его выслали на родину.

– В статье обозревателя «Рейтер» сказано, что он художник, – вспомнил Олег Иванович.

Нифонтов усмехнулся.

– Художник‑абстракционист. Почувствуйте разницу. Для него это всего лишь способ кадрить богатых иностранных туристок. Что еще? Пьяница, бабник. Но по отзывам – малый вполне безобидный. И даже не лишенный обаяния. Скромное обаяние раздолбая.

– Вы сказали, что он купил купчие за пятьдесят тысяч долларов. Откуда у раздолбая такие деньги?

– По некоторым предположениям, это деньги национал‑патриотов. Они были заинтересованы, чтобы купчие эсэсовца оказались у Томаса Ребане.

– По предположениям – чьим?

– Людей, которые введены в его окружение.

– Это ваши люди?

– Наши. Но лишь до тех пор, пока считают наши действия правильными.

– Вот как? Как они определяют, что правильно, а что неправильно?

– Я сам иногда задаю себе этот вопрос. Но они определяют.

– Мне непонятна, генерал, уклончивость ваших ответов, – со сдержанным неудовольствием проговорил куратор. – Это ваши сотрудники?

– Нет.

– Агенты?

– Это отдельная тема. Я имел намерение обсудить ее с вами.