Только тогда все вспомнили, что телефон Василия Степановича остался в машине на держателе и, наверное, давно разрядился.

И началась суета – нужно было найти все необходимое для больницы, зарядить телефон, не забыть деньги, собрать самого больного, состояние которого снова ухудшилось. Ах ты ж господи, дорожки же к дому надо расчистить, иначе машина не проедет! И Миша с Петром Романовичем поторопились это исполнить.

Вера Павловна, отчего-то вдруг растерявшись, засуетилась и носилась по дому, бестолково хватаясь за какие-то ненужные сейчас дела и вещи, что-то еще собирая для хозяина в стационар, хотя давно уже все было собрано и упаковано в большую кожаную сумку.

И только Ася, спокойно сложив свои немногие вещички, спустилась со второго этажа с сумкой, села за обеденный стол, проверила записи, которые сделала для медиков, добавила к общей кучке на тарелочке еще одну использованную ампулу и принялась варить себе кофе.

«Скорая помощь» приехала через сорок минут. Лишь поверхностно осмотрев больного, выслушав отчет Аси о проведенных мероприятиях, медики с помощью Миши и Петра Романовича загрузили пациента в машину «Скорой», туда же села Вера Павловна, растерянно прижимавшая к груди сумку с вещами, и, включив мигалку с сиреной, машина рванула вперед, наконец-то эвакуируя больного в стационар.

Ася и мужики провожали ее взглядом, стоя у распахнутых ворот, и Петр Романович перекрестил желтый реанимационный автомобиль, удалявшийся по улице.

– Храни тебя господь, – напутствовал он.

– Поможете мне откопать мою машину? – спросила у мужчин Ася, все не сводя взгляда со «Скорой».

– Конечно, Асенька, – горячо кивнул Петр Романович.

– Я думал, ты завтра утром приедешь, – сказал Сеня, открывая ей дверь. Ухватив жену за локоть, он втянул ее в прихожую, обнял, чмокнул в щечку, прижался щекой к голове. Так и простояли пару мгновений. – Как добралась? – спросил он, отстраняясь и отпуская ее. – Тут такие страсти передают про снегопад и буран. Заторы жуткие, пробки мертвые.

– Ужасно, – нашла в себе силы подтвердить его слова и кивнуть Ася.

– Главное, добралась, – с явным облегчением заметил он и тут же перешел на совсем иной тон – капризный, с ноткой претензии, входя в роль больного, брошенного мужа, которую начал разыгрывать после ее отъезда к Игорю в гости. – А я тут разболелся, – и выдержав паузу, за которую так и не последовал ожидаемый вопрос жены о его самочувствии, решил подтолкнуть ее в этом направлении, попеняв: – Что, даже не спросишь, как я себя чувствую?

Ася, кинув сумку на пол, устало опустилась на банкетку, посидела неподвижно несколько минут, расстегнула и скинула с плеч дубленку и принялась снимать спортивные ботинки.

– Меня ужасно знобит второй день, и температура поднялась, и горло больное, – встав напротив нее и скрестив на груди руки, докладывал муж, оскорбленный ее невниманием. – А ты даже не позвонила.

Ася добиралась до Москвы от Снегирей вместо полутора-двух часов при обычном трафике пять часов кряду через сплошные снежные завалы, пробки двигавшихся в один ряд машин по единственной расчищенной колее на трассе, мимо нескольких крупных аварий, с еще более глухими пробешниками в самой столице. Вымотанная недосыпом и сильнейшим нервным напряжением, чувством безысходности и ожиданием возможной смерти Василия, она ощущала себя сейчас девяностолетней старухой, разбитой параличом, у которой болело все тело.