Но по тому, как вели себя родители, Кэсси поняла, что сегодня веселая экскурсия не состоится. У них был очень серьезный вид, который всегда принимают взрослые, когда не хотят, чтобы их разговор услышали дети.

— ...Обычная тревога, — донеслись до девочки слова Манока Садорна. Красивое лицо отца выглядело напряженным. — Приказом нам запретили эвакуироваться. Они не хотят распространения паники.

Мама схватила его за руку:

— А может случиться так, что сражение дойдет сюда, до нас?

— Не знаю, — покачал головой Манок. — Я же хотел, чтобы мы вырыли под домом укрытие.

— Не смей упрекать меня! — Голос Александры Садорн задрожал. — Не тебе меня винить! Нам было на что потратить день и, и никогда не хватало...

— Зато всегда хватало на вечерние платья и на все твои потуги вместе с остальными беженцами заново обрести положение, которое у нас было в Империи Драконис. — Мягким движением он снял ее пальцы с рукава. — Ну разумеется, я понимаю, что наше положение мы потеряли из-за меня...

Он поцеловал ее в лоб.

— Время для обвинений прошло. Если что-то и было, то виноваты мы оба. Позаботься о Кэсси.

Тут он повернулся и увидел застывшую в дверях Кэсси. Девочка больше не пыталась прятаться, она так и стояла с медвежонком, прижатым к груди. Он стремительно подошел к ней, сгреб сильными руками, назвал своей малышкой и наказал вести себя хорошо в его отсутствие. А затем вышел.

Через два часа воздух разорвал леденящий душу вой сирен. Затем с неба раздался грохот, словно налетел мощный ураган, и мама, мертвой хваткой вцепившись в Кэсси, замерла. Лишь следы слез влажно мерцали на ее нежном лице цвета слоновой кости.

Раздался взрыв. Улица озарилась красной вспышкой, за которой последовал глухой раскатистый звук. Развесистая олива в крохотном палисаде Садорнов накренилась за окном, сломалась, и ветви ее вспыхнули. Александра отпустила дочь, вцепилась ногтями в свое безупречно гладкое лицо и пронзительно закричала.

В квартале появились люди. Они были всюду, даже во дворе Онгов, что находился против Аллеи Славы. Эта оливковая форма и сверкающие шлемы были так хорошо знакомы Кэсси.

— Папа! Это папа! — громко закричала девочка.

— Нет, дорогая, — сказала ей мать, стараясь справиться с обуревавшим ее ужасом. — Эти солдаты только одеты, как папа. Нельзя сказать...

Голубая молния, ударившая в землю перед домом Онгов, оборвала ее слова и ослепила Кэсси. Сначала сквозь бурую пелену девочка еще видела мерцающее окно, но затем изображение растаяло и в лицо повеяло жаром, как тогда, когда мама вынимала из духовки свежеиспеченный пирог.

Людей во дворе Онгов охватило пламя. Кэсси истошно завизжала, отбросила медвежонка и выбежала на улицу.

Охваченные огнем люди падали наземь. Фасад дома Онгов пылал. Упавшее дерево рядом с Кэсси горело, потрескивая.

Откуда-то донесся тяжелый грохот, похожий на медленные шаги, но в тысячу раз сильнее обыкновенных человеческих. Александра Садорн в халате с развевающимися полами выбежала из дома, подхватила Кэсси на руки и вместе с ней устремилась на противоположную сторону улицы, унося ребенка подальше от пожарища. Там она опустилась на четвереньки, прикрыв Кэсси своим телом и прячась, словно животное, в кустах азалии, покрытых поникшими оранжевыми цветами.

Грохот неумолимо приближался. Кэсси снова вырвалась из материнских рук, отползла в сторону, встала и оглянулась на свой дом.

Внезапно позади дома в дыму возникла огромная фигура.