— Ага, а вот и товарищ Вилф Анзорович! — объявил Бородов, переворачивая опустошенный стакан дном вверх. — Рад, что ты разделался с этой неблагодарной задачей. — По обыкновению, к каждому из медведей пристроилось по молодой и привлекательной медведице. Не совсем трезвыми лапами они тем не менее тоже подняли пустые бокалы, приветствуя карескрийца.
— Иди сюда, нынче мы поднимем многая, многая тосты за старину «Свирепого», верно? — возгласил Урсис, не совсем уверенно поднимаясь на ноги. — Да поберет дьявол окаянного Валентина! Уф! — Он протянул Вилфу большой хрустальный бокал и махнул в сторону внушительной батареи бутылок с логийским и содескийским винами на приставленном столе — часть из них была еще относительно полна.
По мере того как вечер сменялся ночью, эти сосуды последовательно опустошались и так же последовательно заменялись полными. Меланхолическое настроение Брима постепенно уступало место некоторому отупению от обилия содескийских афоризмов и декламации воспоминаний о Т-83. Каждое сопровождалось тостом на содескийский манер — опустошая полный доверху стакан и переворачивая его вверх дном, приговаривая древнюю присказку: «Мы под снегом, под дождем на Содеску все пойдем!» — Со снежными девами медведю можно и потанцевать — но берегись золотых волчьих клыков! — рычал Бородов — Воистину так, клянусь Вутом!
— Мы под снегом, под дождем на Содеску все пойдем!
— Не понять прелести озер, скованных горными морозами, — заявила одна из молоденьких медведиц, неуверенно поднимаясь на ноги, чтобы одернуть юбку, — тому, кто не прожил жизнь на их берегах.
— Воистину так! — задумчиво закивали остальные медведи. — Озера на Содеске…
— Да… за озера… и за «Свирепого»! Пусть атомы его вечно живут на других отважных судах — и традиции его команды!
— За «Свирепого»! Пусть и переплавленный, он несет смерть Негролу Трианскому!
— За «Свирепого»! Пусть атомы его вечно летают меж звезд!
— Мы под снегом, под дождем на Содеску все пойдем!
— В сражении радость детей родных планет! — с воодушевлением вскричал Урсис.
— Воистину… — пробормотал Брим, проливая вино из кубка на штанину.
— Да… да… в сражении! — кричали медведи.
— Мы под снегом, под дождем на Содеску все пойдем!
— За атомы старого «Свирепого»! За атомы, что вечно будут странствовать меж звезд!
Вскоре после смены вахт кают-компания начала пустеть, однако компания со «Свирепого» осталась. Душевная боль у Брима утихла немного, но что-то продолжало угнетать его, что-то, связанное с кораблем. Он попытался сконцентрироваться на тостах.
— Мы под снегом, под дождем на Содеску все пойдем!
— Обледенелые чурбаны вроде Скал Святой Грейи на Нодде… да не коснется их рука ученого! — Последнее замечание привело медведей в такой восторг, что они чуть не попадали со стульев. — За «Свирепого»! Вечная память!
— Мы под снегом, под дождем на Содеску все пойдем!
Сознание Брима начало блаженно покачиваться на волнах винных паров. Может, в этих медвежьих присказках и впрямь есть какой-то смысл? Не капитан ли это Коллингсвуд входит в большую кают-компанию под руку с какой-то Синей Курткой?
Коллингсвуд!
Пара приблизилась к ним, и Брим попробовал сосредоточиться. Коллингсвуд шла первой. А у ее спутника на петлицах виднелось три значка. Брим старательно сосчитал их. |