— Мэдди, послушай, — ласково начал он. — Если ты и впрямь хочешь мне помочь, способ есть. Мне нужна пара глаз и ушей, нужна гораздо сильнее, чем компания на дорогах.

Мэдди подняла голову.

— Глаз и ушей?

Одноглазый указал на холм, на округлых склонах которого мерцали, точно груда углей, тусклые очертания Красной Лошади.

— Ты часто здесь бываешь, верно? — спросил он.

Девочка кивнула.

— Ты знаешь, что это?

— Сокровищница? — с надеждой предположила Мэдди, припомнив сказки о золоте из-под холма.

— Нечто куда более важное. Это перекресток Подземного мира, дороги оттуда ведут до самого царства Хель. Возможно, даже до реки Сон, впадающей в Стронд…

— Значит, там нет сокровища? — разочарованно уточнила Мэдди.

— Сокровища? — Он засмеялся. — Можно назвать это и так. Сокровище, утерянное в Древний век. Вот почему гоблины так и кишат здесь. Вот почему на нем фигура Лошади. Ты же это чувствуешь, Мэдди, правда? Все равно что жить на вулкане.

— Что такое вулкан?

— Неважно. Следи за ним, Мэдди. Высматривай все, что покажется странным. Эта Лошадь спит только наполовину, и если она проснется…

— Вот бы мне ее разбудить, — произнесла Мэдди. — А ты бы хотел?

Одноглазый улыбнулся и покачал головой. То была странная улыбка, одновременно циничная и довольно грустная. Он плотнее завернулся в плащ.

— Нет, — сказал Одноглазый, — не думаю. Это не та дорога, которой мне бы хотелось пройти. Хотя может настать время, когда у меня не будет выбора.

— А как же сокровище?. — спросила девочка. — Ты можешь разбогатеть…

— Мэдди, — вздохнул Одноглазый. — Я могу умереть.

— Но, конечно…

— Там есть кое-что похуже гоблинов. Сокровища редко спят в одиночку.

— Ну и что? — возразила она. — Я не боюсь.

— Не сомневаюсь, — сухо согласился Одноглазый. — Но послушай, Мэдди, тебе семь лет. Холм и то, что лежит под ним, чем бы оно ни было, ждали очень долго. Уверен, они смогут еще немного подождать.

— Сколько именно?

Одноглазый засмеялся.

— Год?

— Посмотрим. Учи уроки, наблюдай за холмом и жди меня к жнивню.

— Поклянись, что вернешься.

— Именем Одина.

— А своим?

Одноглазый кивнул.

— Да, малышка. И своим тоже.

После этого чужак возвращался в Мэлбри раз в год — всякий раз не раньше Бельтайна и не позже дня рождения Мэдди в конце жнивня, — торговать тканями, солью, шкурами, сахаром, бальзамами, узнавать новости.

Каждый раз он задавал Мэдди один и тот же вопрос:

— Что нового в Мэлбри?

И каждый раз она выдавала ему одни и те же отчеты о гоблинах и их кознях: о набегах на кладовые, об опустошении погребов, о воровстве овец и прокисшем молоке. И каждый раз Одноглазый переспрашивал: «Ничего больше?» Когда Мэдди уверяла его, что это все, он, казалось, расслаблялся, словно какой-то великий груз на время сваливался с его плеч.

И конечно, в каждый приезд Одноглазый учил ее новому.

Сначала Мэдди научилась читать и писать. Она выучила поэмы и песни, иностранные языки, лекарства и травы, кеннинги и предания. Она узнала истории и народные сказки, пословицы и легенды.