Мэй Смит с ее ярко-желтыми кудряшками славилась на всю округу как самая красивая и самая приземленная девушка в долине. Джед Смит говорил, что она просто копия своей бедняжки матери и его сердце разрывается от одного ее вида, но при этом он улыбался и глаза его сияли, как звезды.

Мэдди была смуглой, совсем как чужаки, и в глазах Джеда не было света, когда он смотрел на нее, только странное оценивающее выражение, словно он прикидывал, стоит ли Мэдди своей покойной матери, и находил, что продешевил.

Джед Смит не единственный так думал. Со временем Мэдди обнаружила, что разочаровала практически всех. Неуклюжая девчонка с унылым ртом, завесой волос и склонностью горбиться, она не обладала ни милым характером Мэй, ни ее чудным личиком. Глаза у Мэдди были довольно красивые, золотисто-серые, но мало кто вообще их замечал, и все считали, что она уродина, нарушительница спокойствия, больно умная, чтобы хорошо кончить, больно упрямая — или больно ленивая, — чтобы измениться.

Конечно, люди понимали: Мэдди Смит не виновата в том, что она такая смуглая или что ее сестра такая хорошенькая. Но, как говорится в пословице, «улыбка ничего не стоит», и если бы девочка хоть немножко старалась или хотя бы демонстрировала капельку благодарности за всю помощь и бесплатные советы, которые ей давали, то, может, и остепенилась бы.

Но она не остепенилась. С самого начала Мэдди была дикаркой: никогда не смеялась, никогда не плакала, никогда не расчесывала волосы, подралась с Адамом Скаттергудом и сломала ему нос. Словно этого мало, она еще выказывала признаки наличия ума — что для девушки смерти подобно, — а ее манеру говорить смело можно было признать грубой.

Разумеется, никто не упоминал о рунном знаке. На самом деле в первые семь лет ее жизни никто даже не объяснил Мэдди, что он значит, хотя Мэй корчила рожи, называла метку «твой позор» и удивилась, когда Мэдди отказалась надеть перчатки, присланные отцу деревенскими благотворительницами — не теряющими надежды вдовами.

Кто-то должен был приструнить девочку, и наконец Нат Парсон смирился с неприятной обязанностью поведать ей истину. Мэдди многое не поняла из его речи, чрезмерно напичканной цитатами из Хорошей Книги, но уловила его презрение и спрятанный за этим страх. Все это было изложено в Книге Бедствия: как после битвы старых богов — асов сослали в Нижний мир и как они сохранились в снах, расколотые, но все еще опасные, входящие в умы нечестивых и восприимчивых, отчаянно пытающиеся возродиться…

— Их демоническая кровь продолжает жить, — произнес пастор, — переходя от мужчины к женщине, от зверя к зверю. Вот и ты страдаешь безвинно, но, пока ты читаешь молитвы и помнишь свое место, ты можешь вести такую же достойную жизнь, как и все мы, и заслужить прощение у длани Безымянного.

Мэдди никогда не любила Ната Парсона. Девочка молча смотрела на него, пока он говорил, время от времени поднимая левую руку и дерзко разглядывая пастора сквозь кольцо, образованное большим и указательным пальцами. Нату ужасно хотелось отшлепать девчонку, но одни Законы обладают сведениями, какими силами ее наделила демоническая кровь, и он хотел иметь как можно меньше дел с Мэдди.