Калита знал этот ответ. Не видать Александру Твери. О сём московский князь и уговор держал с Кутлуг-Темиром и темником Туралыком. А они-то сумеют убедить Узбека.

За перегородкой слышны голоса воинов. О чём они говорят? Калита невольно прислушался.

- Сарай хоть и боле Москвы, да куда ни кинь, всё неволя… Кругом слёзы людские… Видал я, как людьми торгуют…

Второй голос насмешливо перебил:

- А у нас на Руси, когда бояре и князья кабалят смердов, думаешь, нет слез? Закупом стать - ровно жизнь утерять!

Калита узнал первый голос, это говорил Данило. А кому принадлежал второй - не мог догадаться.

«Вот о чём реченье! - гневно подумал князь. - За такие слова казнить надобно. Кто бы мог это сказать? Чей то был голос?» - терялся в догадках Калита.

Разговор за перегородкой оборвался, а у князя он не выходил из головы.

«От таких речей и до смуты недалече. Было уже ране, когда в Новгороде и иных городах горожане и смерды на князей да бояр вставали… А коли воин хулу на князя да боярина возводит, то на кого же опору держать, кто князю и боярину защита, как не его дружина».

Иван Данилович вышел в коридор. В дальнем углу, как и в каморе, теплится жировик. Тут же на полу расселись человек пять воинов. Тусклый свет отбрасывает на стены причудливые тени. Калита недобро покосился на дружинников, подумал: «Кто из них?»

Воины, увидев князя, замолчали.

Минуя лежавшего отрока, Калита недовольно обронил:

- Вернусь, поможешь кольчугу снять, - и с силой толкнул ногой дверь.

Данилка поднялся, вышел следом. Во дворе, несмотря на полночь, тоже душно. Горячий ветер обжигает. Данилка распахнул ворот; подняв голову, долго любовался яркими звёздами. Сколько их, а всё-таки здесь темней, чем в Москве… Вон князь в нескольких шагах стоит, и почти не видно…

Присев на плоский камень, Данилка задумался. Теперь мысли его были о Василиске. Как она?

От неожиданного окрика Калиты, звона металла о металл Данилка вздрогнул.

- Стой! - снова повторился голос Калиты.

На Данилку бежал кто-то. Он уступил дорогу и тут же почувствовал, как острая боль разлилась от живота по всему телу. Будто издалека донёсся до него голос: «Люди!»

Сколько лежал Данилка, он не помнил. Когда очнулся, первое, что увидел, - это горящий факел, воинов вокруг, Калиту, склонившегося над ним Луку. Князь говорил с горечью:

- Меня-то кольчуга спасла, а вот тебя сразил тверич, - и, повернувшись, бросил в толпу: - Убийцу свяжите да глаз с него не спускайте!

Данилка сначала не понял, о чём это говорит князь. С трудом вспомнил все, приподнял голову, позвал чуть слышно:

- Лука!

Лука опустился на колени, положил ладонь на лоб другу.

- Лука, - шепнул тот, - Василиску на тебя оставляю.

У Луки на глаза навернулись слёзы.

- Что ты, Данилка, ты жить будешь!

- Нет, Лука, чую смерть… А тебя об одном прошу. - Он передохнул, снова зашептал: - Там, верно, сын родился, так нареките его Данилкой. - Он улыбнулся. - То я будто сызнова жить начну…

Данилка обвёл всех долгим взглядом, вздохнул последний раз и закрыл глаза. Все умолкли. Лука плакал.

Печально прозвучал голос Калиты:

- Тело Данилкино на Русь отвезём, там родной земле предадим.

* * *

Широко течёт Итиль. Плавно катит свои серые волны, чтобы в самом низовье разбросаться на множество рукавов. Там, в густых зарослях камыша, несметно водятся кулики, утки и другие птицы.

Хан Узбек осадил коня у самой воды. Волна выносит па берег песок и ракушки, пенится и с тихим шипеньем уползает из-под копыт коня, чтобы уступить место набегающей сестре.