И весьма успешно лечили, надо сказать, — Иван порозовел, поправился и преисполнился оптимизма. Его счастье было столь безграничным, что это даже пугало Валю — он говорил без умолку, смеялся, придумывал какие-то шутки.
— Вот видишь, мне еще далеко до смерти! — радовался он. — Врачи говорят лет до ста проживу. А я-то, дурак, уже собрался свою жизнь в снегах Килиманджаро закончить, словно Хемингуэй какой-нибудь! Эх, Валька, теперь ни за что в Африку не поеду-у меня с ней нехорошие ассоциации…
— Значит, никуда не поедем? — нерешительно спросила она.
— Обязательно поедем! Только в какое-нибудь другое место. Мы же в Тибет собирались, помнишь? А еще лучше — в морской круиз отправимся! Только не сейчас, а немного позже — осенью или там ближе к зиме. Хотя нет, лучше следующей весной! Валька, какое счастье… Я живу!!!
В комфортабельной палате стояли букеты роскошных цветов. Откуда они — то ли от семьи, то ли это был обычный (обычный для VIP-отделения) больничный антураж, — Ваня так и не признался.
Пару раз она чуть не столкнулась с Гуровым. И после того она старалась сократить свои посещения, тем более что Ваня сообщил, что его сыновья, которые уже прилетели в Москву на каникулы, обещали заглядывать к нему каждый день.
«Он просто радуется жизни, — уговаривала она себя, сидя в пустой квартире на Фрунзенской набережной. — Он любит своих сыновей, многим обязан Гурову, между ними еще есть какие-то незавершенные дела… Почему я должна ревновать его ко всему этому? Скоро все закончится, и он вновь вернется ко мне. Иначе и быть не может! Ведь он сам не раз повторял, что я — единственный человек, который ему нужен, и только со мной он по-настоящему счастлив. Он пришел ко мне в самый трудный период своей жизни, когда думал, что до смерти ему остался всего лишь один шаг, — значит, для него существую только я, а не Марьяна… Пусть Гуров, пусть дети, но к Марьяне он уж точно не вернется!»
И вот однажды, в один из июльских ливней, он позвонил и сказал, что сейчас приедет.
— Ванька, тебя выписали? — закричала она радостно в телефонную трубку.
— Да-да, только что! Никуда не уходи, я через полчаса буду…
— Господи, да куда же я уйду? — искренне удивилась она. — Я тебя две недели жду не дождусь…
В самом деле, он скоро приехал. Валя бросилась ему на шею.
— Валька, я весь мокрый… Там такой ливень!
— Ванечка, милый, самый хороший, самый любимый, как же я по тебе соскучилась… Мы снова вместе!
— Валя, ты меня сейчас задушишь! — засмеялся он.
В гостиной был накрыт стол — с учетом предписаний диетологов, но Валя не удержалась и для себя припасла бутылку шампанского. Она зажгла две длинных свечи, стоявшие по краям стола.
— Пусть это выглядит несколько банально… Но все же твое возвращение — настоящий праздник! — торжественно произнесла она.
— Валька… — тихо сказал он и поцеловал ее.
— Может, ты переоденешься? — спросила она. — Рубашка у тебя мокрая.
— Да-да, сейчас.
Он сел за стол, посмотрел на свечи. Пламя колебалось, плясало, отражаясь в Ваниных глазах.
— Валя, — нерешительно произнес он. — Ты понимаешь…
— Что? — продолжая улыбаться, спросила она. Ваня глядел на нее пристально, с сожалением, и вдруг она поняла, что это сожаление относится к ней. Она поняла, что сейчас он скажет нечто такое, что никак не может ее обрадовать.
— Валя, мне придется сейчас уйти. |