|
Лагерь пленных помещается в старинном туземном укреплении, обнесенном довольно высокою стеной и крепостным рвом. Пленные живут в бараках из гофрированного железа, довольно высоких и просторных, но, должно быть, очень жарких при настоящей температуре дня. Офицеры помещаются отдельно, хотя не пользуются почти никакими другими льготами и преимуществами перед обыкновенными «бургерами». Провизия отпускается в достаточном количестве, но пленные сами должны варить себе пищу, которая вследствие этого получается не совсем вкусною. Не возбраняется имеющим на то средства покупать себе консервы у маркитанта, разрешается также курить табак, но всякие спиртные напитки запрещены простым пленным и разрешаются лишь по особой просьбе и в малом количестве офицерам. Пленные, опять-таки за исключением офицеров, должны сами убирать свои камеры, и лишь для самых грязных работ нанимаются туземцы. Площадь, на которой расположены бараки, обнесена двойной загородкой из колючей проволоки, за которую пленные могут выходить лишь с особого разрешения и не иначе как под конвоем (исключение было сделано для шт. кап. Шульженко при моем посещении). С наружной стороны изгороди стоят часовые. Два раза в неделю пленные, в том числе и офицеры, выводятся из укрепления на общую прогулку под конвоем. Заведующий лагерем майор Дикинсон рассказывал мне, что он ходатайствовал о разрешении пленным офицерам прогуливаться свободно, под честным словом, но высшее начальство на это не согласилось, высказав мнение, что на честное слово бура положиться нельзя. Впрочем, пленным офицерам разрешено было выходить на прогулки в сопровождении английских офицеров, которые пожелали бы взять их с собою под свою ответственность, это показалось, однако, тем и другим настолько стеснительным, что никто этой льготой не пользуется.
Хотя таким образом разница между офицерским и общим помещениями пленных не особенно значительна, мне было, тем не менее, очень неприятно узнать, что шт. кап. Шульженко содержится не в офицерском отделении, а в общих бараках. Очевидное неудовольствие мое, когда я узнал об этом, отразилось на моем лице, ибо майор Дикинсон, не ожидая моего вопроса, поспешил сложить с себя вину. По его словам, подтвержденным и г. Шульженко, он поместил последнего на первых порах с офицерами и донес о том по начальству, мотивировав свое распоряжение тем, что Шульженко русский офицер, но вскоре пришло приказание свыше перевести его обратно в общие бараки, так как, согласно наведенным справкам, он не был офицером в «бурской» армии. На вопрос, нельзя ли что-нибудь сделать для облегчения участи моего соотечественника, майор Дикинсон сказал, что освобождение его из плена зависит исключительно от лорда Киченера и Военного министерства в Лондоне, но индийские власти могли бы, если б им угодно было, разрешить ему проживать на свободе под честным словом и под известным надзором. Он посоветовал мне даже похлопотать об этом. Лично майор Дикинсон показался мне действительно расположенным к Шульженко, который, по его словам, пользуется большой популярностью в лагере за свое добродушие, обходительность, щедрость и всегдашнюю готовность помочь пленным сотоварищам. Других пленных я видел только издали, между ними есть седые старики и немало (до 60 человек) детей и юношей. Когда маленький 12-летний бур бывает дежурным по лагерю и выходит за черту изгороди, его также сопровождает высокий английский часовой с заряженным ружьем. Говорят, что это очень забавная картина, над которой немало потешаются сами англичане. На днях все дети и старики Ахмед-Нагарского лагеря будут переведены в м. Сатару, чтобы очистить место для новой партии пленных. Говорят, что в Сатаре пленным будет предоставлено несколько больше свободы. Шт. кап. Шульженко говорил мне, что, по дошедшим до него сведениям, в других лагерях пленных были случаи освобождения из плена отдельных иностранцев, преимущественно немцев и американцев, по особым ходатайствам о них. Он хотел навести более подробные справки об этом и сообщить мне фамилии освобожденных. |
