По воспоминаниям современников, Лифарь был изумительно красив и восхищал редкой природной музыкальностью. К тому же он буквально зажигал всех своей энергией. Его обожали и артисты, и зрители. Знаменитый поэт-символист Поль Валери назвал Лифаря «поэтом движения».

Все произошло не сразу. Какое-то время Лифарь, одновременно боготворя и безумно боясь Дягилева, делал все возможное, чтобы держаться подальше от Сергея Павловича и его окружения. Но в июне 1923 года, когда труппа давала в Версале торжественный спектакль «Людовик XIV», уже после представления, Лифарь, набравшись храбрости, подошел к Дягилеву и попросил у него на память программу версальского спектакля. На это Дягилев, который, по всей видимости, уже имел определенные виды на молодого артиста, сказал:

— Прекрасно, Лифарь, зайдите ко мне завтра, я вам дам программу.

Однако Лифарь к Дягилеву не пришел. Впоследствии Сергей Павлович часто вспоминал этот эпизод, говоря:

— Почему ты не пришел за программой! Все было бы иначе, и ты не потерял бы напрасно год!

А Лифарь, видя, что Дягилев ищет встречи с ним, пристально следил за каждым его шагом, продолжал прятаться от него, чем приводило Дягилева в бешенство. Как-то раздраженный упрямством Лифаря Дягилев резко высказался на этот счет, заключив гневную речь словами:

— О нем заботятся, им интересуются, а он нос воротит. Ну и черт с вами — очень вы нужны мне, подумаешь!

На другой день после этого разговора Дягилев уехал в Париж, а вернулся с очередным фаворитом, юным танцовщиком Антоном Долиным. И демонстративно прекратил какие-либо попытки заманить Лифаря в свою постель. Но, по всей видимости, он был слишком увлечен этим молодым человеком, сопротивление которого только еще более притягивало и раздражало. В результате, Дягилев стал постоянно придираться к Лифарю, доводя его чуть ли ни до слез.

Трудно сказать, понимал ли тогда Лифарь, чего добивается Дягилев, но, похоже, догадывался. Ведь все в труппе знали о гомосексуальных наклонностях «шефа», да и сам Сергей Павлович всегда жил со своими любовниками открыто, никого не боясь и не стесняясь.

Однажды Лифарь отправился на концерт Игоря Стравинского, где неожиданно встретился с Дягилевым. И совершенно неожиданно Сергей Павлович из раздраженного и недовольного хозяина влруг опять превратился в задушевного старшего друга. Он обрушил на Сержа потоки ласковых слов, и этот странный разговор привел молодого человека в полное смятение. Он вспомнил все, что говорилось в труппе о фаворитах Дягилева. «Неужели и я для Сергея Павловича его будущий фаворит, неужели он и меня готовит для этого? — спрашивал себя Лифарь и твердо решил. — Нет, все, что угодно, только не это — я никогда не стану фаворитом!»

Позже Лифарь вспоминал:

«Дягилев забросал меня целым потоком ласковых слов: тут были и «цветочек», и «ягодка», и «мой милый, хороший мальчик»…

И все это Сергей Павлович говорил так нежно, так хорошо, так мило, просто, что у меня радостно и признательно забилось сердце от первой ласки в моей жизни (кроме ласки матери), и чьей ласки?

Дягилева, великого Дягилева, моего бога, моего божества!..»

И, конечно, Серж Лифарь стал дягилевским фаворитом. Если маэстро кого-то или что-то хотел, он не отступался никогда, мог вцепиться волчьей хваткой.

Жить и работать с Дягилевым было чрезвычайно трудно. Он часто бывал груб и отличался патологической ревностью (Лифарь даже называл его «Отеллушка»), не позволяя своим любимцам общаться ни с женщинами, ни с мужчинами, включая собственных друзей.