Нащупываю у двери пальто, заворачиваюсь, долго борюсь с баррикадой, которую сама же туда поставила. Краем взгляда пробегаюсь по общему коридору. Квартира посекундно чужеет. Сейчас я торчу голая, в пальто лишь окутанная, посредине чьего-то офиса. Вдалеке — ремонт. Вблизи — визжащие представители работников. На них внимания не обращаю. Они — за пределами моей реальности. Их нет, Димочка. А ты — есть. Так правильнее.

— Мир звонящему! — трубка телефона пачкает штукатуркой. Даже аппарат газетами не потрудились накрыть, когда белили!

— Алло, Бесфамильная? — громыхает трубка знакомым вокалом с хрипотцой. И какую-то пробку с глаз сорвало, и слезы таки покатились… Зинаида! Боже, как давно это было…

— С вами будет говорить Зинаида Марковна! — официально рычит трубка и тут же, без паузы, не давая проявить узнавание, уже нормальным тоном, без официоза и помпезности: — Здравствуй, душечка!

— Приветствую вас, весть из прошлой жизни! — здороваюсь.

— Как поживаешь? Мы тут с Малым и Галой давеча месяц с окончания тура отмечали, тебя вспоминали, любопытствовали…

Надо же, ведь целый месяц прошел — не заметила. / Жизнь прошла, как не было, / Не договорили…/ Время меряю не сутками, а делами свершенными, потому и стоит оно у меня на месте. Уже месяц, значит, живу так, будто и нет меня…

— Что притаилась? — Зинаида напирает, бескомпромиссным танком. Хорошая она, но шумная… — Как Москва встретила, спрашиваю?

— Как сухое влагалище. Без боли не пролезть, — отвечаю, стараясь не выдать, что истекаю слезищами…

— Хо-хо! — присвистывает Зинаида, сраженная больше формулировкой, чем смыслом. — Ну, так… э-э-э … возбуди ее чем-нибудь!

— Надоело. Настоящих витаминов во мне уже не осталось, а делать вид, мол, привлекательна, не хочется… — Спохватываюсь, что наговорила лишнего: — Да вы о себе расскажите. Что слышно о поездянах?

— Так это просто великолепно! Ты тогда, может, в Киев рванешь? Мы тебя мигом в люди вытащим… — последние мои слова, естественно, игнорируются. — Ко мне тут давний приятель один нагрянул… Спонсор, если по-современному. Теперь свое кабаре открываем… Пойдешь?

Ах, вот в чем дело. А то «просто тебя вспомнили, просто интересуемся…»

Уехать? Нет… От себя не убегу. Сама с тоски пропаду под Зинаидиным крылышком, и других гнилью заражу.

— Не пойду, — говорю. — Какая из меня артистка?

И потом, не хочу уезжать. Уже наездилась. Из Москвы не хочу, в Москве не хочу… Выдохлась!

— Ладно. Мое дело предложить. — Зинаида то ли обиделась, и обиду свою скрыть не может, то ли предлагала просто из вежливости, и теперь, чтобы скрыть облегчение, нарочно немного горечи в тон подмешивает. — Настаивать не стану, хотя идея стоящая и это просто возмутительно, что тебя она не заинтересовала. Ладно… Что вообще поделывать собираешься?

— Я уже не хочу быть поэтом, я уже не хочу!.. Это так просто, я хочу быть, всего лишь… — цитирую, потом исправляюсь в угоду овладевшей мной недавно вредоносной честности. — Да и это не слишком.

— А… — Зинаида, как обычно, все понимает, все проходила, все расценивает по-своему. — Жить не хочется, все перемены в тягость. Депрессия, значится. Завидую тебе деточка — это так здорово иметь время и силы на подобные пикантные недуги.