Хорошо излагает, надо заметить. Будем, Димка, гордиться таким подражателем. Видишь, сколько всего после тебя осталось толкового! Не главное? А что главное? Дочка? Ох, Дим, ну не сердись. Знаешь же, я с твоими похоронами, да Ринкиным арестом совсем больная была. Ну куда мне с твоей дочкой знакомиться? К ней Зинаида ездила. Обсуждали что-то… Меня, наверное, сволочи! Ладно, не буду отвлекаться от происходящего…

Малой, торжественно заканчивает сказ:

— За то княгиня Ольга жестоко древлянам отмстила. А Коростень так вообще, спалила в прах… Ну мы в школе проходили, вспомните же!

— Мальчик! — Зинаида жеманно обмахивается веером, — Когда я училась в школе, княгини Ольги еще не существовало… В программе обучения, так точно.

Малой принимает ее незнание за чистую монету и снова рассказывает.

Парнишке явно нравится быть центром внимания. Интересно, Дим, а когда рассказчиками были мы с тобой, Зинаида тоже слушала просто от снисходительности? Ведь в сто пятый раз, наверное, уже историю княгини выслушивает, а так жадно внимает. Похоже, она не рассказы коллекционирует, а рассказчиков. Мне вот тоже интересно, кто как говорит… Эх, «своя» все-таки наша прима, очень «своя». Если б не ее навязчивая идея меня опекать и сочувствовать, подружилась бы я с ней крепко-крепко, как с родной — несмотря на все ее бзички и бзичища…

— Долго осаждала Ольга Коростень, — продолжает Малой, — Но стояли горожане не жизнь, а на смерть. Потому как знали, их княгиня щадить не станет — они ведь смерти Игоревой прямые виновники. Тогда княгиня сделала вид, что сжалилась, потребовала символический выкуп и пообещала уйти. Выкуп был и впрямь смешон — с каждого двора по воробью, да голубю. Обманула древлян княгиня. Собрала птиц, велела привязать к каждой из них обернутую в тряпочку серу, поджечь и выпустить на волю. Птицы страшно перепугались, скорее по домам полетели. В общем, спустя миг не было в Коростене двора, где бы не загорелось… Спалила, блин, историческую святыню! Нероничка нашлась! А потом, между прочим, стала доброй христианкой, и до сих пор считается героиней. Дикие времена, дикие нравы! Хотя, наверное, и сейчас, месть за мужа — дело святое…

Не замечая, что я вижу отражение его рожи в коридорном зеркале, Валентин вдруг отчетливо гримасничает, стреляет глазами в мою сторону и громко «шикает».

А! У них, похоже, про мужей и месть при мне говорить не принято. Скоты натуральные! Обсуждали, небось, круг разрешенных тем. Дим, ну что, что я им такого сделала? Зачем они так глупо все исказили? За что меня человеком считать перестали? Прямо справочник уже выпускать можно: «Темы, о которых нельзя говорить при Марине. Составитель — Зинаида Марковна». Тьфу!

Новый приступ не успел подкосить меня. За него это сделал наш Слащов. Да, да! Передвижной начальник собственной персоной пробежал по вагону, бешено вращая зрачками и, конечно, ожидая, что все подскочат при его важном визите.

Впрочем, я даже попыталась успеть приподнять себя с кресла. Оно откидное, поэтому тут же игриво хлопнуло меня по заднице. Пришлось рассмеяться.

— Ай! — восклицаю с облегчением, ощущая, что бешенство отпустило. — У вас тут даже кресла побесились, не то, что начальники…

В любой другой ситуации споткнувшийся о меня передвижной возвопил бы благим матом, или съязвил бы что-нибудь про неповоротливость.