Марик организовал все как нужно, и давай устраивать увеселительные мероприятия с выездом на место. Большой спектакль, пышный утренник с конкурсами, краткие миниатюры в промежутках между презентациями — все это и для детей, и для взрослых… Всего пять лет назад эти дела пользовались огромным спросом. Труппа очень крепко стояла на ногах. А потом в моду вошли серьезные и дорогие шоу-программы, с видеоэкранами, искусственным снегом, навороченной светоживеписью. Мариковской труппе все это было не потянуть, заказчикам — не оплатить, а приглашать нечто не ультрамодное никому не хотелось. В результате люди сами себя осталвляи без праздника, а нас — без работы. Думаю, нынешний упадок нашего театра не стоит и описывать — вы все это и так видите, да?
Алинка чутко следит за тем, как артисты сворачивают атрибуты костюмов.
— Не мните мне уши! — умоляюще просит она. — Они — ваша изюминка и главное украшение! Я над этими ушами столько слез пролила, и мозгов сломала, что…
Смотрю на нее с непропадающим чувством восхищения. Ну, нравится мне размышлять о достоинствах моей Алинки, ну не смейтесь вы! Надоело — не слушайте!
Все-таки поразительно, как чужие дети быстро растут. Совсем недавно еще маленькая, смешливая пышечка выросла, превратившись в очаровательную стильную барышню. К тому же, художницу.
Да, Алинка очень странная! И тем притягательна. Как марсианка, или Амели из французского фильма, или Алиса Селезнева из советского детства… Хотя внешне Алинка ни на Амели, ни на Алису не похожа. Костяшки плеч всегда открытые специфическим горизонтальным вырезом, длинная тонкая шея, мальчишеские повадки, небольшая грудь, худоба и высокий рост. Удивительно, но при всей этой своей мальчишескости Алинка выглядит на удивление женственной. Длинные прямые прозрачно-светлые пряди и очень внимательные, глубокие, темные глаза, длинные пальцы и любопытная манера все время перебирать ими…
Она специфична. Очень специфична, и оттого действительно страшно привлекательна. Если б я была мужчиной, непременно женилась бы на ней. Если б эпатажной женщиной — соблазнила бы на роль любовницы. Но я, кажется, давно уже растеряла все влечения к эпатажу и потому бережно хранила Алинку в близких друзьях, никуда не передвигая с этого статуса.
— Какой ужас! — Алинка добралась до предметного осмотра своих сокровищ, — Блестки отлетели!
— Со сцены этого все равно будет не видно, — утешила Наташа, но художница явно осталась неудовлетворенной. — Ну, хочешь, подклей еще, ты же всегда возишь с собой запасы.
— На этот раз мои запасы не того цвета!
— Какая разница, каким цветом блестеть! — наперебой расфиркиваемся все мы.
— Ох, вы ничего не понимаете! — любопытно, что мы-то, конечно, шутим, а вот Алинка заводится вполне всерьез.
К нашим ушам, хвостам, домикам и корзинкам она относится так, будто они — главные составляющие успеха спектакля. В качестве контраргумента я периодически напоминаю ей о Таганке, где на голой сцене в черных водолазках и почти без реквизита силами внутренней энергетики и гения люди погружали зал буквально в транс. Алинка в ответ смеется, кричит что я ничего не понимаю в дизайне и над черными водолазками и пустой сценой оформителям спектакля пришлось поломать головы ничуть не меньше, чем ей над ушами, хвостами и домиками…
— Вы не понимаете! — продолжает Алинка. — Те блестки делали дом уютным, веселым, праздничным… Они были такие… помаранчевые…
— Вот что с людями делают чужие политтехнологи! — комментирует Василий, заслышав кодовое слово.
Мы дружно и неприлично ржем. Алинка этой осенью умудрилась оказаться в гуще революционных событий в Киеве. |