Она еще много писала такого же милого, никчемного бреда. И после каждого абзаца смешно оправдывалась, перемежая оправдания такими заявочками-описаниями, от которых бросало в жар и пересыхало в горле:

«Ты извини, что я такая болтливая. Несет. Хочется выговориться. Ведь — поверишь ли — не с кем, совершенно не с кем делиться миром. Те, кто может понять — дележом чего-то другого заняты (кто денег, кто сфер влияния), а с остальными и говорить незачем. Ох, как здорово было бы сейчас, если бы ты оказался рядом!

Каждую ночь, сбрасывая с себя все одежды, просачиваюсь под шелковое одеяло, отодвигаю шторочку и смотрю за окно — в глаза небу. И впору радоваться, а я давлюсь приступом горечи, как чахоточный больной кашлем. От восторга и приподнятости плавно перетекаю к слезной подавленности. Почему? Потому что — одна. Потому что — без тебя.

Это ужасно! Небо здесь действительно пронзительно звездно, и махонькая Ялта у подножия моей горы умещается на ладони. И ветер такой сильный, что смело можно на него положиться: расставив руки, откинуться на спину и валяться в его мощных потоках… И от всего этого я делаюсь совсем дикая и прекрасная. Тело гибчает, грудь тяжелеет и наливается, волосы растут, а глаза светятся… И все это — в пустоту. Все это — ни для кого, потому что не для кого.

И я корчусь, отворачиваясь от окна грустная. Впиваюсь зубами в подушку, чтоб не выть. И вспоминаю, как когда-то — помнишь? — так же впивалась, чтоб не стонать от удовольствия слишком громко и не тревожить ночной покой дома.

Вспоминаю и реву. Лежу бессмысленно голая под напрасно шелковым одеялом в необоснованно уютном, малюсеньком домике-вагончике, в который, как и в меня, совершенно никто не заходит, и который абсолютно зря отдан до конца лета в полное мое распоряжение…Ну почему ты не рядом?!»

А еще по тексту были разбросаны вполне однозначные, шитые белыми нитками, но якобы тщательно скрываемые указания на возможные места поисков.

«Если еще не наскучила, расскажу тебе немного о своей нынешней работе. — это где-то в середине письма. — Сейчас удивишься. А, скорее, брезгливо скривишься и шепнёшь нечто вроде «как низко ты пала!» Ты ведь всегда был ужасным снобом, не правда ли?

Вся нынешняя жизнь — уход в мой персональный иностранный легион: боевое подразделение, куда поступают отчаянные люди, желающие порвать с прошлым и изменить будущее. Собираясь забыть все и быть забытой я пришла сюда, и мечты воплотились в реальность… Звучит романтично и пафосно, а между тем, все очень банально. Вернемся к фактам.

Помнишь, как всем дееспособным городом мы старательно вывешивали на двери своих офисов, редакций и прокуренных рабочих комнатушек искренние заверения, вроде: «Представители Канадских Оптовых компаний расстреливаются без предупреждения!» Помнишь? Мне и не думалось тогда, что я могу завербоваться в подобные представители…

Ты все еще читаешь мое письмо? Тогда расскажу тебе, как я нашла эту работу.