— Ага, — все агрессивнее панкующий Костик внезапно отвлекается от обнюхиваняи своих носков и ныряет в разговор. — По чистоте. Я вот, например, до школы матерился, по чем свет стоит, и был при этом чист, как слеза. Потому что слово «пиздец» и слово «капец» считал полными синонимами, без каких-либо нюансов. А потом вырос, узнал истинное значение слов. И мараю теперь себя на каждом мате принадлежностью к чужим влажным и вонючим половым органам!
— Ой, фу-у-у! — хором визжим мы с девчонками и гоним довольного Костика куда подальше.
— А для меня детство, это детские страхи. — честно признаюсь я. — Я боялась красных мышей. Они жили под кроватью, и проедали мир до пустоты. Где откусят кусок мира — ничего не остается, даже воздуха. Было очень страшно.
«Кто-то сильный и большой, наблюдает за тобой», — наигрывает мотивчик Кир. Делаю удивленное лицо, мол, когда это он успел тут появиться.
На самом деле, конечно, его появление я заметила. Почувствовала кожей, и непроизвольно собралась вся. Спину ровней, глаза пошире… И даже тщетно отращиваемые мною волосы, кажется, на сантиметр длиннее стали от его здесь появления. Продолжаю рассказ, стараясь не расплескать это прекрасное, накатившее вдруг ощущение собственной значимости. Не знаю, что думают остальные, а Он слушает меня, ловит оттенки и подыгрывает ощущениям. Я не одна, я понимаема и это так важно, так много, так…
До чего я докатилась? Сиюминутное восхищение мимолетного мальчика вгоняет в ощущение восторга. Давненько никто не любил меня, да? И твоей, родненький Артур, вины в этом предостаточно. Но не о том речь.
— А одна моя юная знакомая ужасно хотела увидеть живых Неуклюжей. Ну, тех, что бегут по лужам вместе с пешеходами… Искала их в зоопарке среди медведей.
— А одна девочка приехала с севера, и потому на полном серьезе искала у друзей на даче соленые огурцы. Думала, сорт такой…
— А у меня сестра уверено рассуждала в садике: «у курицы — цыпленок, у свиньи поросенок, а у коровы — говядина»… — это говорит Алишер, потому все тут же переводят взгляды на Меланью. Она с невозмутимым видом мешает что-то своей ведьмацкой колотушкой в огромном чане с очередным загадочным кашасупом. — Уже тогда проявляла странные кулинарные наклонности!
— Ага, а братец мой с детства отличался повышенной романтичностью и страстью к абсурду. — не остается в долгу воспитатель. — Я ему задачку: «Алишек, вот сидело на дереве три птички, одна улетела, сколько осталось?» Он сосредоточится, посопит немножко, ответит правильно. И тут же мне свою задачку задает: «Сидело на дереве три собачки, одна улетела, сколько осталось?»
— И что тут абсурдного, не пойму? — пожимает плечами Алишер. — Смотрела «Бесконечную историю»? Думаешь, это дракон был? Нет! — с мечтательной улыбкой он подпирает ладонью небритый подбородок. — Тот дракон был — собака! Большая, мягкая, летающая собака…
«Мне кажется, я узнаю себя,/ в том мальчике, читающем стихи./ Он стрелки сжал рукой, чтоб не кончалась эта ночь./ И кровь течет с руки…» — мой мальчик внезапно врывается в наши умы гребенщиковской балладой. И я трепещу от восторга. О, как я его понимаю. Как точно ловит он сейчас мои мысли…»
— Ну вот, опять! Так мне придется пропустить все письмо, — фыркнул Артур. — О, а вот и что-то здравое. Если вообще в этом послании хоть какие-то мысли можно считать таковыми.
Несколько абзацев были посвящены Лене Морской Котихе. Она тоже частенько бывала вечерами на описываемых Сонечкой посиделках. |