|
Я нахожу, что люди эти приносят более вреда, чем одиночные террористы, ибо масса чиновников и не окрепших еще подростков охотно подражают сановникам, так как видят воочию, что путем лицемерия и лжи можно достигнуть у нас не только высших государственных должностей, но и обеспечить себя имущественно. Право не мешало бы прицепить двух или трех из этих господ к виселице Тихомирова».
* * * Прошло еще два месяца, и болезнь усилилась. 11 декабря 1888 года, превозмогая боль в пальцах, Михаил Тариелович написал доктору Н. А. Белоголовому. «Дорогой Николай Андреевич! Со времени отправления предшествовавшего письма моего к Вам никаких перемен в быту нашем не последовало. Только чувствительность в оконечностях пальцев моей левой руки значительно усилилась с прошлой недели. Не знаю, что это предвещает и что будет далее. Маленькое черное пятнышко на указательном пальце, которое я показывал Вам… снова появилось. Между тем, оставаясь в течение четырех с половиной месяцев одноруким, я успел уже сильно утомить кисть и пальцы правой руки, которая исполняет обязанности и левой. Подумайте только, что мне приходится на дню по нескольку раз отстегивать и застегивать тридцать шесть пуговиц на моих жилетках, рубашках и прочем белье. Принимать же пищу или одеваться без помощи посторонней я и до сего времени не могу. Грустное положение, и тяжело подумать, что это может продлиться до конца жизни. Прогулки совершаю, хотя и не ежедневно; за два с половиной месяца пребывания в Ницце катался всего тридцать раз. Маловато. Зато пешком я не могу сделать и пяти шагов; до такой степени одолевает одышка. На этом заканчиваю рапорт о состоянии моего здоровья». Это письмо Н. А. Белоголовый получил уже после возвращения из Ниццы, куда он был вызван телеграммой о кончине графа Лорис-Меликова. Таким образом, письмо это пришло как бы с того света. Позже в своих «Воспоминаниях» Н. А. Белоголовый напишет: «На зиму Лорис переехал в Ниццу. Из дошедших до меня впоследствии подробностей о предсмертной болезни графа знаю только, что он слег в постель 5 (17) декабря по причине усиления кашля и появления лихорадочного состояния, очень страдал от бессонных ночей, и силы его быстро падали; встревоженная семья уговорила его призвать на консультацию немецкого врача, состоявшего при вюртембергском короле, зимовавшем в Ницце, но было поздно. Консультация состоялась в четвертом часу дня 12 (24) декабря, за пять часов до смерти, и граф даже в эти последние часы своей жизни остался верен своей антипатии к медицинским осмотрам; напрасно доктор-консультант склонял его допустить к исследованию груди, граф отвечал: «Не сегодня, любезный доктор, а завтра, если только буду жив; если же нет…» — и он пожал плечами. А в 8 ч. 40 мин. того же вечера для него наступил вечный покой, к которому он перешел в полном сознании. Россия лишилась в лице его одного из даровитейших, бескорыстнейших своих сынов, и можно лишь искренно и не в оскорбление живущим пожелать ей побольше таких!» А вот что написал о М. Т. Лорис-Меликове А. Ф. Кони: «Искусный военачальник и тактичный местный администратор на Кавказе и в Терской области, он был внезапно выдвинут судьбою на самый видный пост в России, облечен чрезвычайною властью, сосредоточил на себе внимание всего мира и, пролетев как метеор, умер, сопровождаемый злобным шипением многочисленных врагов и сердечной скорбью горстки друзей». Прах Михаила Тариеловича Лорис-Меликова, бывшего «диктатора сердца», был впоследствии перевезен на родину, в Тифлис, и погребен в Ванхском кафедральном соборе.
Глава восьмая Последний царский министр иностранных дел
Из известных русских людей, живших и умерших в Ницце, без всякого сомнения, следует рассказать и о Сергее Дмитриевиче Сазонове. |
