Волков приподнял руку Мэг и медленно, очень медленно, поцеловал. Сделай он это несколькими минутами раньше, она наверное взорвалась бы от какой-то бешеной огненной страсти. Но сейчас желание уже прошло. Чувство всепоглощающей ненависти к Юлечке вытеснило все другие ощущения.

— Ты же можешь сделать так, чтобы она умерла? Да? — прошептала она почти заискивающе. — Ты можешь, я знаю!

— Солнышко мое, ты все-таки жаждешь мщения… Со временем ты поймешь, что в этом нет никакой надобности. Я обещаю тебе это.

— Нет! Я хочу, чтобы она сдохла!

Мэг сама не понимала, откуда что бралось в ней. Максим только разозлил ее. Он еще смеет успокаивать ее! Что он знает о том, каково это, когда твой любимый уходит к кому-то другому?! Разве ему объяснишь, что видение трупа Юлечки с раскроенным черепом было ее единственной радостью за эти два страшных месяца?

Мэг подняла глаза. Волков все так же непонятно смотрел на нее.

— Хорошо, она умрет, — сказал он наконец. — Хотя знаешь что? Твоя беда в том, что ты путаешь любовь с собственным страхом перед будущим. И ты свалила на Юлечку все свои негативные эмоции. Хотя в чем она виновата перед тобой? Это муж предал тебя, а не она. Но если ты настаиваешь на ее смерти, ты ее получишь.

Мэг улыбнулась — криво и беспомощно. Так он это серьезно?! Экстази вытворяло с ней скверные штуки: она не совсем улавливала намерения Максима. Да и свои тоже. Она ведь все равно требовала смерти Юлечки больше для того, чтобы выразить свои чувства…

И вдруг до нее дошло со всей отчетливостью: он абсолютно серьезен. Точно так же, как в тот день, когда обещал Огневу разобраться с Громовым.

— Ты что же, на самом деле сделаешь так, чтобы Юлечка умерла? — выдохнула она пораженно.

Он кивнул.

— Я же сказал, что хочу тебя отблагодарить. Самого важного — любви в твоем понимании этого слова я тебе подарить не могу. А вот смерть человека — это запросто. Если ты, конечно, настаиваешь… Согласен, убивая ближнего (пусть даже чужими руками), можно испытывать весьма волнующие ощущения.

— Как это? — Мэг аж приподнялась на локтях.

— Как это — заниматься сексом? — ответил он вопросом на вопрос. Разве ты сможешь когда-нибудь объяснить? Мы живем в нечестном мире: любая собака имеет права загрызть своего сородича только потому, что ей этого хочется. А мы не имеем права. Иначе нас лишат нашего главного сокровища: свободы. Когда-нибудь, Маргарита, ты поймешь, что свобода и есть наша истинная ценность. Любовь можно потерять, можно найти заново. Это всего лишь вопрос совместимости характеров и взаимного физического удовлетворения. Но если ты потеряешь свою свободу хоть на полчаса, уже никто и никогда не вернет тебе этого времени. Наше общество научилось шантажировать нас так, как ни делает этого ни один преступник: оно ограничивает нашу свободу делать то, что нам хочется, угрозой потери свободы вообще. В результате мы всегда выбираем маленькую свободу, и тем самым отказываемся от настоящей, чистой, истинной свободы. Согласись, ты бы давно убила Юлечку сама, если бы не боялась тюрьмы. Но я могу сделать так, что ни одна живая душа не узнает, что ты причастна к ее смерти. Если ты, конечно, не передумаешь.

Мэг закрыла глаза.

А если отказаться? Что тогда? Она представила себе, что ничего не произойдет, и Юлечка все так же будет ходить по утрам в свое модельное агентство, спать с ее Витькой, носить свои черненькие очочки и пестрый свитерок… От одной мысли об этом ее просто всю затрясло.

— Я принимаю твой подарок, — произнесла она, глядя на него расширенными зрачками.

Волков осторожно привлек ее к себе, обнял.