И если повезет, наутро проснемся. Без лошадей. И без скальпов. Нет уж, в прерии лучше ночевать в большой компании.
9. Ночь у костра
На ночь к стоянке землекопов подтянулись четыре грузовых фургона, и их поставили квадратом. В проемах сгрузили мотки колючей проволоки. Внутрь квадрата завели лошадей, люди расположились в фургонах, а у костра остались ночные дозорные.
Энди и Кирилл расстелили свои одеяла под колесами фургона. Брикс принялся похрапывать, как только коснулся головой седла. А Кирилл еще долго прислушивался к ночным разговорам.
Его будоражили рассказы о налетах апачей на одинокие фермы и караваны переселенцев. Больше всего пугало в рассказах то, что с апачами невозможно было договориться. Они не отказывались от переговоров, но парламентеров подпускали только на расстояние прямого выстрела, и на белый флаг отвечали пулей.
Дозорные сидели так, что низкое пламя не освещало их. Толстые ветки и сухие корни горели между валунами, и умело устроенный костер отгонял яркими отблесками черноту ночной прерии, но не задевал своим светом ни тех, кто сидел у него, ни фургонов за их спинами.
Со стороны могло показаться, что у огня переговариваются невидимки.
— И откуда взялись тут апачи? Не было их здесь никогда.
— Говорят, их согнали с земли. А жили они в Калифорнии.
— Ну, так пусть и разбойничают в своей Калифорнии. При чем тут наши фермеры?
— Ты думаешь, они только фермеров грабят? От них всем достается, и белым, и индейцам. Это же апачи. Они только грабежом и живут.
— Бандиты, одним словом. Перебить их всех до единого надо.
— Они не бандиты, — прозвучал снисходительный голос. — Они живут так, как их заставляют жить. Им всю жизнь приходилось воевать с мексиканцами. Когда мы пришли в Техас и Нью-Мексико, апачи нас приняли. Среди них даже сейчас много мирных.
— Как и среди нас.
Дозорные засмеялись. Их короткий смех вдруг оборвался, и они вскочили на ноги, сжимая свои карабины. Кирилл тоже насторожился под фургоном. В темноте послышался перестук множества копыт.
Дозорные быстро залегли за фургонами, у костра остались только три кружки, над которыми еще поднимался пар.
Громкий ковбойский выкрик «йя-аху!» прозвучал в темноте, предупреждая дозорных о том, что к ним приближаются свои. В свете костра остановились кони, сверкая зубами. И пятеро всадников спрыгнули на землю, громко бряцая шпорами и оружием.
— Вылезайте, хватит прятаться! — насмешливо проговорил один из них, и Кирилл узнал по голосу длинноносого ковбоя, чей карабин сейчас лежал у него под боком. — Эй, Васкес! От кого ты таких крепостей понастроил?
— От любителей покататься на чужих лошадях, — выходя на свет, сказал один из дозорных.
Он снова сел к костру и поднял с песка свою кружку.
— Томми, заведи коней за фургоны, — распорядился длинноносый. — В этой гостинице конюшня внутри, а люди спят снаружи, как собаки.
— Ты зря ехидничаешь, — сказал один из всадников. — Индеец может увести лошадь даже днем, и ты ничего не заметишь. А про ночь я и не говорю. Может, сейчас вокруг нас уже залегли команчи.
— Я бы их носом учуял. Томми, поставил лошадей?
— В уголок, всех рядом.
— Это хорошо. Пегую не видел?
— Там она. Я ее враз узнал. Шея белая, круп бурый. Седло мексиканское, чепрак под седлом меховой.
— Я так и знал! — Длинноносый сел на корточки у костра и, плюнув в костер, спросил дозорных: — Вы, парни, знаете, чья кобыла у вас ночует? Это лошадка Фрэнка Келси.
— Да ну. А где он сам?
— Мы попросили его держаться подальше. |