-  Значит, так… - весомо сказал ишак и не продолжил, уставившись на висящий на стене кусок зеркала. Сделанный из крупнокалиберной гильзы светильник коптил, колыхался пламенем и не позволял зеркалу адекватно отражать действительность. На хмурого невыспавшегося ишака-офицера глядел, словно с портрета в рамке, довоенный печальный Ослик, застигнутый фотовспышкой сразу после осознания того факта, что его юная племенная подруга будет спариваться не с ним, а со старым полуслепым ослом из горкома.

    -  Значит, как? - звякнув медалью, в меру игриво спросил медведь.

    -  Да кто его теперь знает… - немного погодя ответил ишак. - Ума не приложу теперь, как. Вчера вроде все ясно было. Теперь - не знаю.

    -  Случилось что? - спросил медведь, звякнув орденом.

    -  Случилось… - тихо ответил ишак-подполковник. И с надеждой посмотрел в зеркало, словно желая увидеть там себя завтрашнего, идущего по Тверской в просторном двубортном костюме с ладной ослицей под руку и двумя маленькими ишачками в матросских костюмчиках. Вдруг он поднялся и, обойдя медведя, в упор уставился на Пятачка.

    -  Аллес, падла, - без какой-либо интонации сказал ишак, отведя руки назад и глядя Пятачку прямо в глаза. - Вот и капут, сука.

    Мочевой пузырь Пятачка был уже пуст. Поэтому его тело среагировало лишь несколькими крупными каплями, упавшими на воротник кителя из зажмуренных глаз. Умирать Пятачку приходилось впервые. И он не хотел участвовать в своей смерти.

    -  Товарищ подполковник, неужели… - прощелкала сухим клювом сова. Шепотом, словно что-то боясь спугнуть.

    -  Выведешь из расположения и отпустишь, - по-прежнему без какой-либо интонации сказал ишак, но уже медведю. - И гармошку ему отдай. Не за ней мы сюда пришли.

    -  Това…щ…подп… - у медведя затряслись губы. Выронив откуда-то гармошку, он поднес лапы к покрасневшей вмиг морде.

    -  Такое дело… - мучительно выдавливая слова, произнес ишак. - Радоваться бы надо. А я… А мы… Тяжело.

    И он на негнущихся ногах вышел. Лишь уже на пороге найдя в себе силы подытожить свой визит одним-единственным, нежданным и долгожданным коротким словом.

    -  Победа!

    МЕДВЕДЬ И СВИНЬЯ

    -  Грамотеев бы перевешал всех! Погоны бы надел и ходил бы вешал! На столбах бы вешал и на деревьях! И на проводах бы тоже вешал! - неласково говорил Пятачок, силясь прочитать короткое-прекороткое слово, написанное кем-то на его двери. Дверь была новая, а слово старое, и, умей Пятачок читать, он бы с легкостью мог, если бы его попросили, указать выраженный этим словом предмет на любом мужчине.

    Из мусорного бака поднялась голова заспанного медведя.

    -  Чего орешь, краснопузый? - спросил Винни-Пух, нашаривая стоящие возле бака сапоги. Пятачок поджал губы. Слова алкоголика задели его за живое. Но, что правда, то правда - от неумеренных занятий физкультурой румянец сполз с его щек на живот и там прочно обосновался. Зато прыгнуть Пятачок теперь мог аж на двадцать пять метров вверх и на триста локтей в сторону. Окрестные свиньи из молодых просто молились на Пятачка.

    -  Вот и утро. Дождь закапал.

    Да, уж я вчерася попил!

    И во рту такая кака,

    Какой нету даже в попе!

    -  продекламировал Винни-Пух и вывалился из бака с надетыми как попало сапогами. Он харкнул в рассевшегося на бревне голубя и похрустел плечами.