Однако молодые девушки, которые послушались прекрасную Мур-ку, начали требовать, чтобы мужчины не смели больше садиться с ними рядом. Теперь, если мужчине нужно было помочиться, он должен был отвернуться к стене или дереву и делать это стоя. Так он проявлял уважение к девушкам.

    Привилегия женщин - мочиться сидя - сохранилась и до наших дней.

    Почему растения не ходят

    Раньше растения ходили по земле, как животные и люди. Поэтому для того, чтобы собрать сладкие плоды, индейцам приходилось ловить дерево. Мужчина закидывал петлю на самую прочную ветку, упирался ногами в землю и удерживал дерево, пока женщина лазала по нему и собирала плоды.

    Однажды мужчина из племени нагайо не удержал веревку и дерево умчалось прочь, унося на себе женщину. Женщина стала женой этого дерева, но вскоре умерла от голода, так как не могла питаться плодами собственного мужа.

    Узнав об этом нагайи объявили деревьям войну. Они ловили их и вкапывали в наказание в землю. Чтобы деревья не погибли, Пруха дал им корни. С тех пор деревья больше не передвигаются с места на место. И если индеец находит в лесу дупло с медом, он может вернуться к нему завтра - дерево никуда от него не убежит.

    Ксения Рождественская

    * * *

    Милый мой, любовь моя. Как мне хорошо с тобой. Как я люблю трогать тебя, целовать, быть с тобой, ты не представляешь.

    Милый мой, сердце мое. Ты спрашиваешь - о чем я думаю, когда вот так молчу. Неужели ты не знаешь? Я думаю о тебе. Я вспоминаю, как мы познакомились, я думаю о том, что так хорошо, как с тобой, мне никогда не было и никогда уже, видимо, не будет. Помнишь, тогда, в самом начале, ты сказал: я не хочу знать, как тебя зовут, и ты не спрашивай меня. «Нам не нужно имен», - сказал ты. Да, нам не нужно имен, чтобы любить друг друга, но иногда я так хочу назвать тебя, сказать тебе… Господи, как я люблю твое имя, как оно похоже на тебя, как бы мне хотелось поговорить с тобой о тебе, обо мне, о том, как мне без тебя черно и пусто, о том, что будет с нами. Как жаль, что ты не хочешь ничего слушать. Ты боишься, я знаю. Ты боишься, что я, как и многие женщины, которых ты любил, ошибусь, скажу что-то не то, что-то не так. А еще больше ты боишься, что все, что я скажу, будет правильным. Будет правдой. Что ты тогда будешь делать…

    Мой единственный, счастье мое, все те твои женщины ничего не понимали в любви. Но ты не хочешь ничего слушать, и я буду молчать, пока молчать. Стану говорить глупости, болтать о пустяках: о том, что я купила вчера новый будильник, потому что старый почти не звонит, а если звонит, то тихо-тихо, чтобы никого не разбудить… или о том, что неделю назад я встретила на улице ывшего одноклассника, когда-то у нас был роман, смешно вспомнить… я только не признаюсь тебе, что он-то мне и рассказал, кто ты на самом деле. «Уходи от него немедленно, ты будешь несчастной всю жизнь, всю свою дурацкую и, учти, очень короткую жизнь», - просил он. И так обиделся, когда я засмеялась в ответ…

    Или, хочешь, я буду рассказывать тебе свои сны. Вот сегодня мне снилось, что я просыпаюсь рядом с тобой, а ты говоришь: я хочу тебя, немедленно, немедленно, сейчас, один раз, последний - а я еще сонная, еще не понимаю, где я? почему «последний»? И вот ты поворачиваешься ко мне - и вдруг съеживаешься, становишься маленькой страшной тряпичной куколкой с разведенными руками - у тряпичных кукол никогда не опускаются руки… я беру эту куклу - тебя - в руки, а тело твое, эта грязная розовая тряпка, вдруг рвется, и оттуда - из тебя - падают куски поролона. И я вскакиваю, собираю с одеяла куски сердца твоего, пальцем пытаясь обратно их запихнуть, обратно… бегу к столу, открываю ящики, придерживая тебя, приговаривая: потерпи, потерпи… Наконец нахожу подушечку с булавками, беру булавку, втыкаю в тебя, чтобы не вываливались больше у тебя из груди поролоновые кубики, ты как будто вздрагиваешь, а я шепчу: вот сейчас, сейчас я все зашью, только найду иголку, сейчас, подожди немножко, потерпи… и вдруг понимаю, что я делаю.