|
Так что не переживай, я дам тебе «парабеллум». – Кстати. – Сергей с видимым сожалением отодвинул от себя пиалу с вареньем. Хотелось еще, но надо было и честь знать, тем более что варенья осталось на донышке. – Кстати, у тебя не было такого… Предчувствия? – Чего? – Полковник удивленно приподнял бровь. – Ну… Предчувствия. Знаешь, как будто перед войной? Ну, как в песне у Окуджавы. «Вы слышите, грохочут сапоги и птицы оголтелые летят…» – Ошалелые. – Что? – Ошалелые, а не оголтелые. Оголтелые у нас журналисты, а они не летают. Что хорошо, иначе они бы метали помет прям сверху. С фонарных столбов. Нет, знаешь, предчувствий у меня не бывает. У меня все на рефлексах. – Хорошо тебе. А у меня вот бывает… Настораживает, знаешь ли. Потому идея о «парабеллуме» хоть и приятна, но… – Спокойно. Все будет хорошо. Поверь мне, твои предчувствия не из этой оперы. – С чего ты взял? – Это просто. Что такое ноосфера, знаешь? – Вернадский, – пожал плечами Сергей. – И все. По-моему, никто не знает. – Доподлинно никто, но одно из толкований – сумма всех знаний всего человечества. Так вот предчувствия можно рассматривать как пробой из ноосферы. Вот и прикинь, насколько велика вероятность, что из совокупности всех знаний тебя пробьет предчувствие на тему мелкой, в общем-то, разборки? – Ну… Не велика. – Точно. А вот в глобальном смысле… это может быть. – Ты хочешь сказать… – Что нас ждут великие потрясения. Новости смотришь? Рекомендую. – Удивил… – Точно. Я тебе даже больше скажу. Эти чертовы перемены ждут нас всегда. Поэтому плюнь на любые предчувствия. С колокольни. – Михалыч налил еще чаю. – У тебя есть задача, ее надо выполнить. – Какая? – Ну, – отставной полковник развел руками. – Ты даешь! Главная задача – уцелеть! И Михалыч весело засмеялся. – Что-то ты сегодня особенно весел, – обиженно пробормотал Сергей. – Ладно, ничего страшного. Давай лучше займемся твоими проблемами. Звони нашему компьютерному гению и всей его гнусной братии. Но учти, если они у меня, как в прошлый раз, повеселятся, трупы будешь убирать сам. 5. Гриша, играя всем телом, сделал полшага влево, затем полный шаг вправо, одновременно разворачиваясь на хайкик левой ногой, чтобы после этого встретить противника на фронткик, в простонародье – пинком в брюхо. Задумано было неплохо и даже могло получиться. Но в самый ответственный момент что-то с треском врезалось в левую скулу. Опорная нога ослабла, и ринг начисто вышиб дыхание из груди. Последними о татами ударились ноги. – Етить твою мать, – услышал Гриша. Перед его глазами моталось цветное переливающееся одеяло, пространство вокруг было наполнено гулким звоном колоколов. – Етить твою мать конем до селезенок! – Мама… – выдохнул Гриша и застонал. Во рту было солоно, перекатывалось что-то твердое, и было очень трудно говорить. – Ой, бля… – Бля – это не то слово, – снова сказал кто-то задумчивый и невидимый через разноцветное одеяло. – Что ж вы, соколы? Так вас разэдак, дубьем до горла… Способность соображать вернулась к Грише не сразу. |
