|
Змеева патриарх желает: «победительство на злых и богомерзких супостатов, сонмищу махометан проклятых татарских орд, да возымеете все!» (С. 13). Мазепе же, «пошедшему против злых неприятелей и гонителей православной веры… проклятых агарян татарских орд, желаем здравия, и спасения, и всякого сохранства на многая лета» (С. 14). 4 мая в коллективном ответе русских воевод патриарху, наряду с уверенностью в победе, о цели похода говорилось весьма уклончиво: «ради благочестивой христианской веры, и охранения их царской державы, и ради плененных христиан свободы» (С. 15). Напротив того, И. С. Мазепа в ответной грамоте 8 мая уверяет от имени Голицына и всех воевод, будто «горят сердца наши» стремлением завершить поход «крайней над ими, врагами, победою и конечным богохульных их жилищ истреблением» (С. 17—18).
Еще больше различаются грамоты к патриарху Голицына из–под Перекопа 19 мая и Мазепы от Днепра 1 июня (С. 18— 23). Князь Василий Васильевич спокойно и точно описывает поход тщательно подготовленного им войска через Дикое поле, долго служившее Крыму надежным щитом от наступления регулярных войск. На этот раз — несмотря на яростные атаки всех крымских сил и перечисленные Голицыным жаркие сражения с самим ханом, его воеводами, союзниками и хозяевами–турками, в коих враг понес тяжкие потери, — ни остановить российскую армию, ни нанести ей сколько–нибудь заметный урон противнику не удалось. В результате длительной подготовительной работы, строительства передовых крепостей и перевооружения регулярных полков в стратегической ситуации на Юге России наступил перелом. Отныне крымской кавалерии не удавалось изматывать россиян маневрами и внезапными налетами. Крымский хан вынужден был раз за разом атаковать колонны многократно превосходящих по огневой мощи регулярных войск, без промедления и практически без потерь прибывших под стены Перекопа. Упомянутые Голицыным как незначительные потери относились к коннице Мазепы, настроение которого было не столь радужным. Гетман писал патриарху 14 июня, уже во время отступления армии вдоль Днепра, акцентируя внимание на тяготах похода, в котором безводие местности оказалось более труднопреодолимым, нежели отвага и упорство неприятеля. Именно Мазепа, первым высказавший в свое время мысль о необходимости вторжения на Крымский полуостров (вместо его блокады, проводимой Голицыным), доносил патриарху, что–де «охочи были войска… не щадя кровей своих добывать Перекопского валу и каменной крепости; для чего их милость бояре и воеводы и я, гетман, объездили все места, усматривая, откуда бы под вал и под стену каменную подводить шанцы». Однако безводие заставило россиян бросить «грозно устрашенного» и просящего мира хана за Перекопом и уйти восвояси. Гетман высоко превознес воинское искусство В. В. Голицына, дав, однако же, повод счесть поход неудачным, что вскоре и было максимально использовано «петровцами». Но прежде на возвращение войск из–под Перекопа откликнулся патриарх Иоаким. 18 или 19 июня он отправил к воеводам и гетману одну грамоту: «а особых грамот… писать было некогда, еще же немощью мерность наша обстоима» (С. 23—27). При известии о завершении кампании патриарх испытал огромное облегчение (не случайно он вновь вспоминает, что сам Давид предпочел избрать смерть, чем «военную с неприятели брань»). Воинственный тон недавних посланий был немедля забыт, прежние рассуждения об «удобопреломности» человеческого естества и всемогуществе Божьей воли густо заполнили листы грамоты. . Оказывается, Бог, как чадолюбивый отец смиряя православных, «погрозив нам божеско тяжкою войной, спас отечески милосердием». Хотя Господь «таковые военные тяжести допустил, но за свою премногую благость помиловал людей своих, и не только вас там, воинов своих и воинов царского пресветлого величества, — но и всех нас и все Российского царствия самодержавства». |
