Изменить размер шрифта - +
Каким путем проникли в русские захолустья рассказы Боккаччо (см., например, сказку «Купеческая жена и приказчик»), сатиры и фарсы французов XVI столетия, как переродилась западная новелла в русскую сказку, в чем их общественная сторона, где и, пожалуй, даже с чьей стороны следы влияния, какого рода сомнения и заключения из очевидности подобного тождества и т. д. и т. д.

Предоставляя решение всех этих и иных вопросов нашим патентованным ученым, мы и без того надеемся, что наши читатели помянут добрым словом труды почтенных собирателей этих сказок. Мы же со своей стороны, издавая это редкое собрание с целью спасти его от гибели, равно чужды, смеем думать, как хвалы, так и порицаний.

Таким образом, не принимая лицемерно ученой наружности, книга наша является случайным и простым сборником той стороны русского народного юмора, которому до сих пор не было места в печати. При диких условиях русской цензуры, ее кривом понимании нравственности и морали книга наша тихо печаталась в той отдаленной от треволнений света обители, куда еще не проникала святотатственная рука какого бы то ни было цензора. Мы не можем при этом не высказать одного из наших задушевных желаний: да последуют и другие тихие уголки нашей отчизны примеру нашей обители. Пусть разовьется в них чуждое всякой цензуры, благородное искусство книгопечатания — и да выйдут из рук трудящейся братии, сойдут с заветных станков их всякое свободное слово, всякая заветная речь, к какой бы стороне русской жизни ни относились они…

Филобибл.

 

Нет

 

Жил-был старый барин, у него была жена и молода, и собой хороша. Случилось этому барину куда-то уехать далеко; он и боится, как бы жена его не стала с кем блядовать, и говорит:

— Послушай, милая! Теперь я уезжаю надолго от тебя, так ты никаких господ не принимай к себе, чтоб они тебя не смутили, а лучше вот что: кто бы тебе и что бы тебе ни сказывал — отвечай все нет да нет.

Уехал муж, а барыня пошла гулять в сад. Ходит себе по Иду, а мимо на ту пору проезжал офицер. Увидал барыню такую славную и стал ее спрашивать:

— Скажите, пожалуйста, какая это деревня? Она ему отвечает:

— Нет!

«Что бы это значило, — думает офицер, — о чем ее ни; просишь — она все нет да нет».

Только офицер не будь промах.

— Ежели, — говорит, — я слезу с лошади да привяжу ее к забору — ничего за это не будет?

А барыня:

— Нет.

— А если взойду к вам в сад — вы не рассердитесь?

— Нет!

Он вошел в сад.

— А если я с вами стану гулять — вы не прогневаетесь?

— Нет!

Он пошел рядом с нею.

— А если возьму вас за ручку — не будет вам досадно?

— Нет!

Он взял се за руку.

— А если поведу вас в беседку — и это ничего?

— Нет!

Он привел ее в беседку.

— А если я вас положу и сам с вами лягу — вы не станете противиться?

— Нет!

Офицер положил ее и говорит:

— А если я вам да заворочу подол — вы, конечно, не будете сердиться?

— Нет!

Он заворотил ей подол, поднял ноги покруче и спрашивает:

— А если я вас да стану еть — вам не будет неприятно?

— Нет!

Тут он отработал ее порядком, слез с нее, полежал да опять спрашивает:

— Вы теперь довольны?

— Нет!

— Ну когда нет, надо еще еть! Отзудил еще раз и спрашивает:

— А теперь довольны?

— Нет!

Он плюнул и уехал, а барыня встала и пошла в хоромы.

Быстрый переход