– Успеем! – я махнул рукой полковникам, подзывая их к себе – Ускорьте марш. Пущай арапчата заготовят факелы, а також сделают костры дальше по ходу. Будем идти ночью.

Судя по карте и донесениям казаков, до Нижнего осталось всего два дня. Ступишин заперся в Кремле, разрушил все постройки, что примыкали к башням и стенам. Опасаться засады не приходилось, поэтому можно было ускорить движение войск.

Последний рывок выдался трудным. Усталые солдаты брели еле-еле переставляя ноги, лошади ложились в снег и отказывались вставать. Волга трещала все сильнее, приближался ледоход.

Уже ближе к Нижнему вдоль берегов пошли многочисленные склады, пристани. Скоро показался и сам город.

Новгород по факту уже с утра тринадцатого марта полностью контролировался казаками Овчинникова. Но мои пехотные полки и я сам со своей свитой и артиллерийским обозом вышли к городской застройки на закате четырнадцатого марта. Я специально решил не торопиться и въехать в город во всем блеске и великолепии на своем санном троне. А также дать возможность казачкам проверить город и окрестности на предмет сюрпризов. И принять меры для парирования возможной вылазки со стороны засевших в крепости правительственных войск.

На берегу Волги столпилось множество народа. С некоторым удивлением я увидел и несколько красных знамен реющих над толпой. В воздухе плыл колокольный трезвон ближайшей к месту выхода на берег церкви Петра и Павла.

Повинуясь указаниям казачков Овчинникова мои сани с троном съехали с волжского льда на твердый берег. И сразу же были встречены делегацией «лучших людей города» с хлебом-солью. У всех на груди был приколот алый матерчатый бант.

– Государь батюшка! – забасил пожилой, бородатый глава депутации и низко поклонился вместе со всей своей группой поддержки. – От всего нашего городского обчества мы твоему величеству в верности присягаем и просим не гневиться на нас. Не можем мы твоему Величеству поднести ключей от города. Губернатор, верный супружнице твоей, в крепости заперся с войском, с дворянами и семьями дворянскими. Но мы, рабы твои верные, готовы всем тебе помочь, Государь, дабы ты город под свою руку окончательно привел.

Я конечно уже привык к этому показному раболепию, но не особо обольщался насчет его искренности. Эти бородатые хитрованы свою выгоду уже просчитали и будущим барышам сейчас кланаются, а не мне. Ещё сидя в Казани я, через торговых людей, имеющих постоянные дела в обоих городах, довел до сведения главных воротил Нижнего Новгорода о моем благоволении к их сословию. Передал весточку и о возможности перевести в город Макарьевскую ярмарку со всеми полагающимися доходами от нее для городской казны. Так что другой встречи от местного купечества я и не ожидал.

Я повелел депутации подняться с колен и завернул краткую речь о том, что с большим уважением отношусь к Нижнему Новгороду, от стен которого в стародавние времена отправлялись полки под водительством купца Минина и князя Пожарского освобождать от польских захватчиков московский престол. И ныне, мол, не сомневаюсь, что горожане послужат верой и правдой делу освобождения отчего престола от немки-воровки и душегубов Орловых. Толпа мне внимала в полном, благоговейном молчании.

Далее, пообещав депутации поговорить с ними позже и приватно, я со свитой проследовал через весь город к Благовещенскому монастырю, где подворье архимандрита определили под мою резиденцию.

Нижний Новгород конца восемнадцатого века производил тягостное впечатление. Хаотичная путаница узких разбитых сотней ног и копыт улочек обрамленных непрерывной лентой заборов, периодически прерываемой фасадами потемневших деревянных срубов. Возможно ближе к городской цитадели были дома и побогаче, но мы двигались через околицу, дабы не подставляться под возможный обстрел артиллерии крепости.

Вдоль дорог непрерывной лентой стояли горожане и крестьяне.