— Я, Синельникова Елена Васильевна, такого-то года рождения, проживающая постоянно по адресу: Московская область, поселок Кулебякино, Центральная 18, заявляю, что двадцать лет назад Максим Георгиевич Сухомлинов похитил мою… ЧЕГО?!

— Читайте, товарищ старший лейтенант!

— …похитил мою невинность, а вместе с ней и сердце… Настоящим заявлением признаю, что люблю гражданина Сухомлинова больше жизни… и временно передаю его под охрану милиции… как самое ценное свое имущество. Прошу выдать обратно по устному требованию… Дата, подпись… Что ж это за…

— Пашка, держи себя в руках, тут дамы.

— Нет, ну как же это…

— Пал Сергеич, там же еще написано…

— Отвянь, Колян!

— Нет, он прав. Там ваша виза. Зачитайте.

— Ну… Подпись гражданки Синельниковой заверяю… ознакомился…

— Дальше!

— Старший лейтенант милиции, начальник Кулебякинского отделения Мячиков Пы Сы…

Лена нежно заглянула Мячикову в глаза:

— Ну что, доведем дело до суда? Или вернете мне мое ценное имущество?

В этот момент Элеонора, о которой все подзабыли, вдруг зевнула и громко позвала:

— Пашенька, сокол мой, пошли спать. Отпусти ты их, видишь, все наладилось. Отдохнешь, у тебя сегодня день был тяжелый. А я комариков буду отгонять.

Павел Сергеевич постоял минуту, потом махнул рукой, размашисто прошагал к решетке, отпер ее и залихватски распахнул перед Максом.

— Выходи! И чтоб не говорили потом, что Пашка Мячиков формалист и гад! А вообще — ей спасибо скажите.

С этими словами Пашка крепко и по-хозяйски прижал к себе девицу Элеонору, а та от избытка чувств звонко чмокнула его в плешь.

Через десять минут отделение милиции вновь погрузилось в темноту и тишину, а небольшая автоколонна, состоящая из «лендровера» и «фольксвагена», отбыла в сторону поселка.

14

Ночью пошел дождь, настоящий, долгий и прохладный ливень, смывающий желтую пыль, расправляющий пожухшие листья на деревьях, напитавший траву и цветы. Гроза погремела над Кулебякином и унеслась дальше, а дождь остался.

Максим притянул к себе голую и счастливую Лену, прижал покрепче, нашел ее смеющиеся губы и поцеловал нежным, долгим поцелуем. Потом поцелуй стал более настойчивым, а Лена вывернулась из объятий любимого и оседлала его сверху, прижав к подушке могучие руки и придерживая его ноги своими ногами.

Потом эта шутливая борьба неожиданно превратилась во что-то серьезное, и на некоторое время смешки прекратились, потому что им обоим потребовалось немедленно, сейчас же найти нечто очень важное, о чем они в глубине души знали, но никак не могли подобрать этому названия…

А потом, сжимая в руках выгнувшееся дугой тело женщины, погружаясь в него и погибая от любви, Максим вдруг понял — на единственный ослепительный миг — в чем тут дело.

Просто он не может без нее жить. Дышать, ходить, есть, пить — все это без Ленки Синельниковой не имеет никакого смысла.

Просто он счастлив только рядом с ней. Просто он мужчина только рядом с ней. Он хочет только ее, он только ее любит, он только с ней хочет просыпаться по утрам в одной постели, только на нее смотреть, есть только ее пироги…

И еще он хочет, чтобы эта женщина родила ему детей.

А Лена ни о чем не думала — она просто растворилась в нем и жила. Впервые за много лет — жила по-настоящему, смело и легко, летая под облаками и обгоняя ветер.

Жить значило любить Максима. Ей не нужно было подыскивать слова, она всегда это знала.