— Нет, я понимаю, — мгновенно тушуется господин, снизу глядя на глыбообразного ресторатора. — Я понимаю, что никаких вин нынче в помине нет. Я только взглянуть… Как это принято в порядочных заведениях.

— Кхе-кхе! — продолжает глазами смеяться Созонов, оценивая нового посетителя, и супругу его, и детей: как одеты, давно ли ели. Понимает, что господин блефует, а пожрамши, чего доброго, попытается с семейством сбежать.

— Карту вин не держим-с, — вежливо говорит Созонов и незаметно подмигивает Филиппу: дескать, держи ухо востро и глаз начеку. — Самогону в качестве аперитива предложить можем-с.

— Давай, братец, самогону, — с фальшивым вздохом соглашается господин. — Ты будешь пить самогон, дорогая?

Жена испуганно трясет головой. Ей неуютно, страшно.

— Закусить чего?

— Стюдень из говядины-с.

— Давай студень на всех.

— Сию минуту-с!

В самом деле, через минуту на столе и «стюдень», и графин с самогоном. Господин быстро выпивает и начинает жадно есть свою порцию желе, вываренного из костей. Жена и дети едят аккуратно, хотя видно, что очень голодны.

Поев, господин собирается платить. «Керенками».

— Бумажек не берем-с, — почтительно говорит Созонов, скрестив на груди руки и загородив господину вид на выход.

— Но как же быть? — разводит руками господин. — У меня только эти деньги есть.

— Право, не знаю, — уже сердится Дормидонт. — Вас должны были предупредить. Берем золото, драгоценности. Открываем кредиты.

Супруга господина тихо плачет.

— Феденька… Я говорила тебе…

— Молчи! — цыкает на нее супруг и снова обращается к Дормидонту. — Скажите, мы можем договориться как порядочные люди?

— Почему нет? — загадочно улыбается Дормидонт. — Отойдемте в сторонку.

Через несколько минут они возвращаются. Лицо господина покрылось красными пятнами. Сердитым движением он выплескивает в стакан остатки самогона, с жадностью его высасывает и говорит:

— Дети, пошли. Милая… останься ненадолго.

Она не удивляется его словам, только плачет еще сильнее.

— Зачем он ее? — спрашивает Филипп волосатое ухо хозяина.

— Затем, что красивая бабенка в любые времена хороший товар. Иди, Филиппок, развлекись с мадамой за занавесочкой, — довольно громко произносит Созонов, когда господин с детьми исчезают. — А ты, мадама, поаккуратней с моим мальчишечкой, он бестолковый еще.

— Я не… не буду! — кричит Филипп, понимая весь срам своего и несчастной женщины положения.

Зал гремит смехом.

— Чаво?! — перекрывая громовым голосом неистовство зала, говорит Дормидонт и больно толкает Филиппа кулаком в лоб по направлению к женщине. — Будешь! Посмотри на себя в зеркало, вся морда в прыщах! Кому такой офицьянт нужо́н?!

Ресторан Созонова занимает обширное полуподвальное помещение из двух комнат с зарешеченными окнами во двор. В большой комнате — зал для посетителей со столами, стульями и очень дорогим фортепьяно, на котором по вечерам приходит играть молодая жена Созонова, бывшая консерваторка. Дормидонт подобрал ее на улице, как Филиппа. В комнате поменьше — кухня, в торце ее, за пестрой занавеской, комнатка Дормидонта. Кроме печки-буржуйки с длинной жестяной трубой, выведенной в окно кухни, и узкого топчана с матрасом и одеялом, в этой комнатке ничего нет. Здесь хозяин остается ночевать, когда перебирает лишнего.