Изменить размер шрифта - +
 – Лилит говорила, что до умопомрачения влюбилась в этого своего кавалериста. Мне, увы, знакомо это искушение. Пожалуй, я воздержусь.

– Благодарю вас, – кивнула обеим председательница. – Кто следующий? Елена, прошу вас.

Поднялась та ведьма, что прилетела на метле.

– Я тоже любила военного. О, как я его любила! – Она тряхнула головой, отгоняя воспоминание. – Но я всегда помнила о своем обете. И когда долг призвал меня, я оставила любимого мужа и ушла к тому, кто без меня не стал бы тем, кем ему назначено стать. Мы, русские ведьмы, созданы не для рыцарей, а для художников, поэтов и писателей. Если Лилю привлекают самураи, пусть поступает в «Ложу японских кицунэ». Я – против.

И села.

– Ольга?

Медноволосая подруга художника Пабло заговорила не сразу.

– …Да, мы – русские ведьмы. Мы не сравнимся с английскими, которые не имеют себе равных, если нужно совершать великие дела в одиночку. Мы не умеем любить революционеров и ниспровергателей, как их любят французские ведьмы. Мы уступаем немецким ведьмам в педагогическом искусстве. Но никто лучше нас не оберегает и не вдохновляет людей искусства. Потому что в России творческий человек без хорошей ведьмы-хранительницы испокон веков не мог ни творить, ни даже выжить. Без нас они все сгинули бы, ничего не создав. И не было бы никакой России, одни только черные всадники с притороченными к седлам собачьими головами. Вот почему у нас, русских ведьм, такая репутация в мире, вот почему на нас такой спрос.

– Прошу ближе к делу, не рассказывайте нам то, что мы и так знаем, – прервала ее суровая председательница. – Луна вот-вот зайдет, нам нужно принять решение.

– Да-да, заканчиваю, – смутилась Ольга. – Это я к тому, что мы должны беречь престиж нашей ложи. Ну и вообще, – загорячилась она. – Полюбила ты своего комкора или кто он там – так люби, оберегай его до конца дней. А то сегодня ты до умопомрачения влюбилась, завтра разлюбилась… Нет, я против.

Трое участниц заседания, стало быть, выступили против и одна воздержалась. Однако по регламенту председательнице принадлежало три голоса, так что дело еще не разрешилось. Все смотрели на Саломею – ждали, что скажет она.

– Художник – как свечка в темном-претемном доме, где дуют злые сквозняки и носятся летучие мыши. – Так начала председательница. – Этот огонек слаб, его очень легко задуть. И тогда в доме наступит кромешная тьма… Долг ведьмы-хранительницы – нести эту свечу по коридорам и лестницам, не позволяя ей потухнуть, а по возможности разжигая огонь ярче, чтобы он давал больше тепла и света. Для этого мы хитрим, интригуем, совершаем ужасные вещи. Иногда сами себе обжигаем пальцы и не имеем права даже вскрикнуть. Но если ты уронила свечу, или споткнулась, или отвлеклась на что-то, и огонь погас, может ли тебе быть прощение? Ответ, по-моему, ясен.

Вердикт был произнесен. Обсуждение закончилось.

– Если это всё, – сказала Саломея после паузы, – будем прощаться.

– Еще одно, – быстро произнесла Мурита. – У меня тоже просьба. Она касается моего прежнего подопечного. Он болен, он в плену, он глубоко несчастен. Когда я думаю о том, как печален финал его жизни, у меня разрывается сердце. Нельзя ли мне отправиться к нему, побыть с ним, чтобы утешить его в последнюю пору жизни?

– Раньше нужно было думать, – отрезала председательница. – За двумя прозаиками погонишься, ни одной зайки не поймаешь. Уедете к тому – погубите этого. Этот еще светит, а тот уже погас. И не без вашего, Мария Игнатьевна, содействия. Кто увез его из вечного лета в вечную зиму?

– Я хотела, чтобы он был окружен заботой и всеобщей любовью! Для него обожание – наркотик! В России ему ставят памятники, называют его именем пароходы и самолеты, а в Италии, никому не нужный, он бы зачах, – запротестовала Мурита, но слабо, неуверенно, сама чувствуя, что говорит вздор.

Быстрый переход