Также и тут разгромленное русское сознание соблазнительно потянулось найти себе утерянную опору, вот — в соединении национализма и большевизма. И возникла дичайшая путаница — смешение «белых и красных», «примирение» их неизвестно на какой основе, создание «патриотического блока» с коммунистами, — а патриоты, не принявшие такого обличья, в выборах 1990 года и потерпели самое уничтожительное поражение. (Где ж, как не здесь, повторить о том несравненном бесстыдстве, с которым нынешняя КПРФ, даже и по названию не утёршаяся от прежнего коммунизма, объявляет себя «народно-патриотическим движением» и приверженицей православия? И ни один из их современных вождей не раскается, даже не помянет, как они этих патриотов и этих православных — топили, стреляли, выжигали. Бесстыдно ставят сегодня в кавычки «ужасы большевизма», да ведь то «было полвека назад — и быльём поросло». Нет, то космическое злодейство несмываемо с коммунизма.)

Одновременно у новых горе-теоретиков шли поиски, как русским спастись через «евразийство» или спастись от христианства через новоязычество: «может быть, здесь откроется новая истина для России?»

В этом смятении потонули, не повлияли немногие рассудительные патриотические голоса. А ведь именно эти голоса выражают здравую массу народа.

* * *

И на этот беспомощный провал русского национального сознания — ещё и сквозь 90-е годы общего и без того сокрушения потянулась и потянулась всё та же мазутная полоса.

Ещё при Сталине было обнаружено, что термины «национал-социализм» и «гитлеризм» малоудобны для брани, — и уже тогда перехватили от итальянцев лепкое слово «фашизм». Его быстро перенял и блатной мир — и в лагерях лепил «фашистов» нам, политическим зэкам, в том числе и недавним фронтовикам. Так и с перестроечного времени — скорозабывчиво затеяли ляпать тот «фашизм» и на всю Россию, главную силу, спасшую мир от Гитлера. За спиной слабых, хотя громких кучек русских националистов — ожидали какой-то грозной миллионной силы? Зазвенели обвинения от радикал-демократической образованщины, затем от иностранных радиостанций — в наступающем, уже всё заливающем «русском фашизме», и замахали страшные крылья со страниц московских газет.

Тут живо отозвался вдумчивый российский Президент. В середине января 1995, тотчас за нашим позорным военным поражением в Грозном, сквозь кровь и стоны гибнущего там населения и самих воюющих — на борьбу с нарастающей грознейшей опасностью был созван в Москве Международный Антифашистский Форум. И в февральском послании к Федеральному Собранию Президент потребовал не прекращения кровопролития в Чечне, но прокуратуре и судам решительно защищать Россию от фашистской идеологии.

Какой не было в России никогда — и совсем не она России угрожает.

Клеймо «фашизма», как в своё время «классовый враг», «враг народа», — действует как успешный приём, чтобы сбить, заткнуть оппонента, навлечь на него репрессии. А припечатывать — по обстановке. Так и простая наша попытка защитить своё национальное существование от наплыва нетрудовой стаи из азиатских стран СНГ (какая европейская страна не озабочена подобным?) — фашизм! По многим нашим газетам так.

А казалось бы: если речь идёт об одичалой, фанатичной жестокости, готовой к насилию (определение, полностью применимое и к ранним большевикам), так и выговаривайте с точностью или придумайте новое слово, — но не оскорбляйте тавром «фашизм» тот народ, который разгромил Гитлера.