Я разошелся. Время летело стремительно, и я никак не укладывался в обещанные пять минут, но меня это уже не беспокоило. Будь что будет, думал я. Даже если сюда начнут вламываться телохранители Валери, я успею убить ее, а затем и себя. Вот только Анну жаль…

Валери восхищала меня своей выдержкой. Она продолжала сидеть на постели, тонкая, нежная, полуобнаженная, подогнув под себя ноги, не сводила с меня прекрасных глаз и машинально гладила кошку. А мне уже казалось, что я одет не в широкую пятнистую униформу, а в черную мантию судьи и мой приговор звучит настолько убедительно и веско, что Валери, несомненно, признается во всех грехах, покается и сама наденет себе на шею петлю.

– Все, что дальше творил твой муж, – продолжал я, – происходило с твоего молчаливого одобрения – и убийство журналиста, который, к несчастью, получил от меня информацию, и мальчика-афганца, и моджахеда. Без всякого сомнения, была бы убита и дежурная по этажу, если бы нам не повезло. И вот наконец вы добрались до Бориса. Терпение мое лопнуло, Валери. Ты не имеешь права жить.

Она медленно качала головой.

– Все неправда, Кирилл.

– Ты напрасно думаешь, что я собираюсь сейчас спорить с тобой. Моя самая большая ошибка в жизни – это то, что я иногда верил тебе.

– Ты убьешь невинного человека, запомни это. Но даже не это самое страшное…

– Невинного?! – закричал я. – Да только за одного Бориса я должен казнить тебя без всяких разговоров.

– Я не убивала Бориса.

– Да, ты его не убивала. Его убила бомба, которую ты ему переслала в маленькой бандерольке.

– Я ему ничего не пересылала.

Я поморщился, махнул рукой.

– Ну сколько, сколько ты можешь еще лгать, Валери? Уже все, ты пришла к финалу. Неужели тебе не страшно умереть, так и не сняв с души греха?

Она усмехнулась.

– Тоже мне священник на исповеди! Эта роль тебе не подходит, Кирилл. Как ты можешь снять с моей души грех? И какой грех?

Я сопел, как бык перед красной тряпкой.

– Бандероль была написана твоей рукой.

– Да, я заполняла бланк. Об этом меня попросил Алексей. Он сказал, что хочет отправить Борису письмо с предупреждением.

– С каким еще предупреждением?

– Чтобы он не распространялся о разговоре с Локтевым.

– И ты, наивная, не знала, что твой муженек отправил не письмо, а бомбу?

– Да, я, наивная, думала, что это было письмо.

Я искусал себе все губы. Пот струйками стекал по лицу. Она понимала, что со мной происходит.

– Кирилл, мне очень жаль, что тебе никак не удается повесить меня красиво. Я не могу очистить твою совесть и покаяться перед смертью. Мне не в чем каяться. Я любила и люблю тебя. Я не убивала твоих друзей. Кто для тебя Алексеев? Друг? Брат? Это продавший свою честь офицер, вор, мерзавец, который делал деньги на трагедии людей. Тебе жалко моджахеда? А ребят-пограничников, чьи обезглавленные трупы находят на берегу Пянджа, тебе не жаль?.. Нет, я не оправдываю Алексея, который осуществлял все эти кровавые расправы. Этот человек всегда был мне омерзителен, и называть его моим мужем, по крайней мере, смешно. Фиктивный брак, который я с ним заключила, был необходим только для того, чтобы оформить ему визу в Боливию. Он нужен только отцу, они работают вместе.

– Работали вместе, – поправил я ее, вынул из кармана и положил на свою ладонь стеклянный глаз.