– Это север, – сказал он ей, – мы тут на холоде и стуже что угодно сделаем, вот только сил у нас надолго не хватит. – Заметив ее удивление, он улыбнулся, а потом обвел рукой обступивший их лес. – Вы теперь на севере, – пояснил он. – И тут у нас вот как повелось: мы, конечно, стараемся, трудимся не покладая рук. Но что бы мы ни делали, лес забыть не дает: земля, зима и сам Господь Бог всегда будут сильнее. Как ни старайся, а исход один: все тщета и ловля ветра. А раз так, то и не рвись, из сил не выбивайся, разве только надобно что-то побыстрее сделать, а задача – ясная да точная.

Она рассмеялась, сочтя это шуткой, но он лишь пообещал:

– Сами увидите.

Он сказал им, что размеры у имения средние, примерно четыреста десятин. Распахана пока была лишь часть этой земли. Пашня располагалась по обоим берегам реки.

Многие хозяева предпочитали сдавать свои отдаленные земли в кортому, то есть внаем, крестьянам за скромную плату, обыкновенно получаемую в виде оброка. Как он сказал им, это, мол, не прежние дни на юге, когда господа сами управляли имениями, а излишки оброка посылали на рынок на продажу.

– У нас здесь все проще, – продолжил он.

Однако у боярина Милея были деньги, чтобы покупать рабов и нанимать работников.

– Он намерен привести сюда еще людей и расширить и благоустроить вотчину, – сказал тиун, – а часть земли будет сам обрабатывать. Так что, хоть пока вотчина и маленькая, не успеете глазом моргнуть, как здесь все переменится.

Янку беспокоило одно:

– Мы-то христиане, – сказала она ему. – А здешний люд кто – нехристи, поганые?

Она уже успела заметить несколько странных, горбатых могильных холмиков за частоколом, которые показались ей нехристианскими.

– Славяне с юга – те христиане, – ответил он, – а вот мордвины… – он засмеялся, – это мордвины. Вятичи – славяне, но язычники. У частокола – их погост.

– А церковь здесь когда-нибудь построят?

– Боярин вроде хочет.

– Когда? Скоро?

– Может быть.

После этого она вернулась в избу, а ее отец с тиуном пошли посмотреть надел, который будет сдавать ему в кортому боярин.

Земля, которая ему отводилась, представляла собой обыкновенный крестьянский надел площадью в полдесятины. Но была она скудная, поросшая лесом, располагалась к западу от деревни, и ее еще предстояло расчистить. Однако плату за нее назначили скромную, а в первый год и вовсе избавили от необходимости вносить аренду. Тиун даст ему задаток, небольшую сумму денег, за которую переселенец подрядился выполнить для боярина кое-какие работы. Так началась его жизнь на новой родине.

А Янка в это время открывала для себя север. Лето, солнечное и погожее, в этом году не спешило уходить, «бабье лето», как называют начало осени русские, радовало теплом и ясными днями.

Она бродила по окрестностям, иногда одна, иногда с женой тиуна. Это была маленькая, довольно неприветливая женщина, однако она хотела убедиться, что в хозяйстве от новой девицы будет прок, и потому показывала Янке все, ничего не упуская.

Леса были куда изобильнее, чем Янка полагала поначалу. Ее спутница поведала ей, где растут целебные травы: зверобой, чистец, подорожник – и где найти папоротники для лекарственных отваров. Они прошли насквозь маленький сосновый лесок к югу от деревни, над рекой, и набрели на поросшую мхом поляну, сплошь усыпанную кустиками черники и бусинками клюквы. Время от времени ее проводница указывала на то или иное дерево и говорила:

– А вот беличье гнездо, посмотри. – А еще девочка, следуя наставлениям своей спутницы, замечала на стволе следы коготков, оставленных белкой, когда та взбиралась в свое глубокое дупло, торопясь спрятать там орехи на зиму.