«Многим людям мало что говорят такие философские понятия, как разум, сущность, индивидуальность, теория, принцип, рациональное мышление, волевой акт, причинная связь, суждения, мораль, этика. Зачем нам такие премудрости, — скажете вы — особенно в применении к большинству житейских ситуаций?
Однако без них просто невозможно полноценное существование. Более того, эти понятия являются непременными условие познания бытия, и его высшей формы — человеческой жизни».
Ей Богу, именно так бы он и сказал, пытаясь пробиться к зачаткам моего тёмного разума. Так что, выходит, вовремя слинял-то. Ведь, знаю я себя, ещё чуть-чуть и, не удержавшись, что нибудь обязательно бы вякнул.
Да уж, знания знаниями, а свою голову на плечах ничто не заменит.
Между прочим, у замечательного русского поэта Афанасия Фета была весьма интересная привычка. На протяжении многих лет он, проезжая по Москве, приказывал остановиться возле университета, и плевал в сторону «цитадели знаний». Не верите — почитайте мемуары сестры Антона Павловича Чехова.
Так что, стараясь не сильно забивать голову околонаучной чушью, я растянулся на одном из спальных мешков и, глядя в серое небо, задремал.
Проснувшись, «выглянул» наружу. В реальном мире как раз занималась заря и, решив полюбоваться восходом солнца, забрался в «кузнечика», чтобы поэкспериментировать, глядя с разной высоты.
— Зачем слинял вчера? — Послышался за спиной голос Инны.
— Да так. — Не оборачиваясь, пожал плечами я. — Ну, не интересно мне всё это. Ну, то есть не то чтобы совсем… Но сколько можно? Гипотеза на теории едет и докладом погоняет…
Инна тоже одела модуль и, взмыв в небо, мы продолжили беседовать при помощи церебральных шлемов.
— Нет, Юрка. — Тон Инны был негодующим. Всё же, что-то в тебе не так.
— А-а, — В сердцах махнул я рукой, — не ценят современники своих героев. По крайней мере, пока они живы.
— Да уж, — насмешливо протянула Инка, — тоже мне герой.
— Так ведь тому масса исторических примеров. — Хитро прищурился я.
— Ну-ка, ну-ка. — Инна зависла рядом и упёрла руки в боки.
— Да взять, хотя бы Микеланджело. Над одной своей скульптурой он трудился очень долго. Не помню точно но, по-моему, это был спящий купидон. И, почти закончив, нечаянно отломал статуе руку. Прикинь, какой облом, как в прямом, так и в переносном смысле! Ничтоже сумяшеся, он зарыл калеку в землю и, спустя некоторое время, как бы невзначай устроил «археологические раскопки». Историки писали кипятком от счастья, а «знатоки» античности дружно принялись восхищаться «великим творением прошлого». Выкопанного купидона приобрёл для своей коллекции кардинал. Ну, Микланджело, конечно, стала душить жаба, что все почести — Бог весть кому. Видно, тех бабок, что отвалил Его Святейшество было недостаточно. Или, и впрямь, «не хлебом единым…»? В общем, он признался в мистификации и кардинал не скрывал своего разочарования. К тому же, до этого вдоволь поизгалялся над Мастером, заявляя, что, дескать «не тот нынче скульптор, а вот раньше…»
Так что, ты не одна такая. — Я показал Инке язык. Как правило, многих великих людей как следует оценивают только потомки. И Микеланжело тому пример.
— Ну, ты сказанул… — Пренебрежительно зевнула Инна. Ты б ещё с Христом себя сравнил. Его же тоже не сразу оценили.
Так, переругиваясь, мы удалялись от базы экспедиции всё дальше и дальше. Понемногу соревнуясь, кто выше прыгнет и сделает больше разнообразных трюков.
Надо бы устроить ещё пару рейдов в Десять Миров. |