Выпивъ капель и умывшись, докторъ приступилъ къ чаепитію. Было семь часовъ. Петръ Михайлычъ и Василій Тихонычъ храпѣли во всѣ носовыя завертки.

— Ежели ужъ намъ вмѣстѣ идти на охоту, то надо будетъ ихъ поднять, — сказалъ докторъ егерю.

— Поднять! Хорошо говорить, что поднять, а попробуйте… — отвѣчалъ егерь. — Видите, въ какихъ безчувствіяхъ.

Докторъ и егерь начали вдвоемъ будить охотниковъ, но опять безуспѣшно. Егерь прибѣгнулъ къ хитрости.

— Василій Тихонычъ! Проснитесь! Ваша англичанка сбѣжала! — крикнулъ онъ.

Хитрость подѣйствовала. Василій Тихонычъ открылъ глаза и приподнялся.

— Діана сбѣжала? Какъ сбѣжала? Да вѣдь она на цѣпи была! Зачѣмъ-же ты ее съ цѣпи спустилъ? — заговорилъ онъ, садясь на кровать.

— Успокойтесь. Цѣла… — разсмѣялся егерь. — А только ночью она поднялась на столъ и колбасу вашу съѣла. Нарочно я сказалъ, что пропала, потому вставать надо и на охоту идти. Вставайте скорѣй… Ужъ самоваръ остылъ.

— Чортъ! Дьяволъ! Только пугаешь попусту. Вѣдь моя собака капиталъ, вѣдь она четыреста рублей стоитъ.

Василій Тихонычъ опять легъ, но ужъ больше не засыпалъ. Около половины восьмаго онъ былъ на ногахъ, но Петръ Михайлычъ продолжалъ спать. Василій Тихонычъ, чтобъ разбудить его, стащилъ съ него пледъ, выдернулъ изъ подъ головы подушку — не помогло.

— Вотъ дрыхнетъ-то! — воскликнулъ Василій Тихонычъ.

Докторъ собирался уже на охоту.

— Нѣтъ, господа. я вижу, васъ не дождешься. Я одинъ пойду въ лѣсъ, — сказалъ онъ. — Пойдемте, если хотите,

— Нельзя. Я далъ Петру Михайлычу слово, чтобы вмѣстѣ идти.

— Да вѣдь и я далъ, а однако, видите, онъ въ безчувственномъ состояніи. Нѣтъ, ужъ я отправлюсь.

Докторъ ушелъ.

Старенькіе стѣнные часишки съ мѣшкомъ песку вмѣсто гири прокашляли восемь. Самоваръ давно уже простылъ. Василій Тихонычъ попробовалъ сѣсть на ноги Петра Михайлыча, чтобы разбудить — тщетно. Петръ Михайлычъ пинкомъ отпихнулъ его отъ себя и продолжалъ спать.

— Петръ Михайлычъ! Пожалуйте… Телеграмма отъ вашей супруги! — крикнулъ егерь, пустившись на хитрость. — Телеграмма… Прочтите… Смотрите, не случилось-ли чего…

Телеграмма помогла. Петръ Михайлычъ поднялся и, держась за голову, заговорилъ:

— Телеграмма… Фу! Давай сюда… Что такое?

Василій Тихонычъ сунулъ ему въ руки замасленную бумагу отъ колбасы и съ громкимъ смѣхомъ сказалъ:

— Вотъ телеграмма… Читай…

Въ отвѣтъ послышались ругательства.

— На охоту вѣдь надо идти, — пробормоталъ егерь. — Очухайтесь скорѣй, умойтесь, да и пойдемте. Третій день живете здѣсь и не можете на выводковъ собраться.

— Охъ, совсѣмъ я боленъ… Каждое мѣстечко у меня ломитъ. А башка, башка, такъ какъ пивной котелъ, — отвѣчалъ Петръ Михайлычъ. — Который теперь часъ?

— Да ужъ девятый. Съ пяти часовъ я васъ будить началъ — и словно вы каменные, — разсказывалъ егерь.

— Отпейся ты скорѣй чаемъ. Сейчасъ полегчаетъ, — говорилъ Василій Тихонычъ.

— Прежде всего умыться надо, хорошенько умыться, — совѣтовалъ егерь. — Да дайте, я вамъ голову холодной водой изъ ведра окачу. Пойдемте на крыльцо.

— Веди куда хочешь. Дѣлай со мной что хочешь. Фу! Даже изъ стороны въ сторону шатаетъ. А насчетъ жены — нехорошо, что вы меня обманываете. Примѣта есть. Нехорошо… — бормоталъ Петръ Михайлычъ и отправился на крыльцо вмѣстѣ съ егеремъ.