— Эхъ, не добраться намъ до куропаточныхъ выводковъ! — вздохнулъ егерь. — Вѣдь третій день сбираемся.

— Доберемся. Вѣдь ужъ поѣхали, такъ какъ-же не добраться? — отвѣчалъ Василій Тихонычъ.

— Конечно-же доберемся, — прибавилъ Петръ Михайлычъ. — Скоро караулка-то, Амфилотей?

— А вотъ большой лѣсъ проѣдемъ — тутъ она и будетъ.

Проѣхали большой лѣсъ, начался мелкій олешникъ.

— Вонъ караулка стоитъ! — указывалъ егерь.

— Погоняй, Стаканъ! Погоняй! — сказалъ Петръ Михайлычъ, оживившись.

Телѣга запрыгала и черезъ пять минутъ остановилась около ветхой избушки. Изъ трубы избушки валилъ дымъ, у крылечка лаяла, привязанная на цѣпь, кудластая черная собака. Степанъ остановилъ лошадь. Петръ Михайлычъ первый вылѣзъ изъ телѣги и радостно закричалъ:

— Привалъ! Амфилотей! Доставай провизію.

XIII.

Охотники располагались на бугоркѣ около лѣсной сторожки. Степанъ вытащилъ изъ телѣги рогожу и разостлалъ ее на травѣ около пня. Петръ Михайлычъ тотчасъ-же грузно опустился на нее и сталъ отвинчивать горлышко отъ охотничьей фляжки, дѣлая изъ нея стаканчикъ и торопилъ Василья Тихоныча, говоря:

— Лупи, Вася, скорѣй яичко на закуску, лупи.

Изъ сторожки вышелъ сторожъ Антропъ, пожилой приземистый мужикъ въ линючей ситцевой рубахѣ и безъ шапки. Онъ поклонился.

— Съ приваломъ, ваше здоровье, честь имѣю поздравить, — сказалъ онъ. — Можетъ быть самоварчикъ вашему здоровью потребуется, яишенку, такъ въ лучшемъ видѣ?

— Да неужто можно? — воскликнулъ Петръ Михайлычъ.

— Дичину моя баба даже изжаритъ, ежели при васъ есть дичина. Она въ Питерѣ въ старые годы у господъ въ кухаркахъ живала.

— Какая дичина, коли мы еще только на охоту пріѣхали, а вотъ яишенку вели сварганить.

— И самоваръ, и яишенку, и грибковъ поджарить можно. Бѣлые грибы есть на отличку…

— Петръ Михайлычъ, ваша милость, да вѣдь эдакъ засидимся, такъ ужъ какая-же потомъ будетъ охота, — сказалъ егерь. — Вотъ по стаканчику выпить, ничкомъ закусить и въ путь надо.

— На скору руку, мы на скору руку… Самовара намъ не надо. Что теплую сырость въ животѣ разводить! Грибовъ тоже не надо. А вотъ хорошенькую яишенку давай… Тепленькимъ пріятно закусить.

— Настасья! Господа пріѣхали! Жарь скорѣй господамъ яичницу! — крикнулъ сторожъ женѣ и, возвратясь къ охотникамъ, прибавилъ:- А васъ позвольте стаканчикомъ съ пріѣздомъ поздравить.

— Да неужто пьешь? — улыбнулся Петръ Михайлычъ.

— Господи Боже мой! Въ лѣсу живемъ, да чтобы не пить! Неужто на землю льемъ?

И заходили по рукамъ два мельхіоровые стаканчика, привезенные охотниками. Всѣ выпили. Петръ Михайлычъ жевалъ крутое яйцо и говорилъ:

— Вотъ водки-то, пожалуй, мы и мало съ собой захватили. Вѣдь насъ ужъ пять душъ теперь очутилось.

— Насчетъ водки, ваше здоровье, не безпокойтесь. У меня полъ-четверти къ Успеньеву дню на черникѣ настаивается. Поставили ее съ женой въ укромное мѣсто, чтобы и не смотрѣть на нее до праздника, а для вашего здоровья почнемъ, коли потребуется.

— Въ лѣсу и водка! Отлично. Ну, пей второй стаканчикъ, коли такъ. И мы выпьемъ по второму, чтобы не хромать, — сказалъ Петръ Михайлычъ, налилъ стаканчикъ и препроводилъ его себѣ въ ротъ,

— Петръ Михаилычъ, не накаливай! Ослабнешь передъ куропатками-то, — замѣтилъ ему Василій Тихонычъ.