— И жилетъ, Маша…

— Что? Тоже на уткахъ посѣялъ? И жилетъ въ воду уронилъ? Да для какого лѣшаго угораздило тебя жилетъ на охотѣ съ себя снимать!

Петръ Михайлычъ подумалъ и пробормоталъ:

— Ахъ, да брось… Тутъ звѣрь… Звѣрь у меня жилетъ порвалъ.

— Какъ: звѣрь? Медвѣдь, что-ли? Волкъ?

— Всего тутъ было… Брось…

— Гдѣ-же хоть порванный-то жилетъ? — допытывалась жена.

— Оставь.

Черезъ четверть часа жена везла Петра Михайлыча въ телѣгѣ на станцію желѣзной дороги. Въ телѣгѣ стояли въ корзинѣ раки, помѣщалось нѣсколько корзинъ грибовъ, лежала застрѣленная Петромъ Михайлычемъ хозяйкина домашняя утка.

— Только одну утку въ три дня и убилъ? — спрашивала жена.

— Дичи нѣтъ, совсѣмъ нынче дичи нѣтъ, — жаловался Петръ Михайлычъ и икнулъ.

«Сурьезный»

I.

Было осеннее утро. Дулъ вѣтеръ, гналъ по небу сѣрыя тучи и обрывалъ съ березы желтый листъ. Погода была неприглядная. На крылечкѣ сборной охотничьей избы сидѣлъ егерь Амфилотей въ своемъ сильно поношенномъ сѣромъ пиджакѣ съ зеленой оторочкой и набивалъ порохомъ и дробью металлическіе патроны, постукивая машинкой при надѣваніи на гильзу пистона. Подошелъ тщедушный мужикъ въ рваной шапкѣ, изъ которой въ нѣсколькихъ мѣстахъ торчала вата. Въ рукахъ онъ держалъ корзинку съ пяткомъ большихъ изросшихся красныхъ грибовъ. Передвинувъ передъ егеремъ шапку со лба на затылокъ, онъ сказалъ:

— Богъ на помочь. Къ Петру Михайлычу можно?..

— Какой тутъ Петръ Михайлычъ! Петръ Михайлычъ вчера еще уѣхалъ, — пробормоталъ егерь, не отвѣчая ни на поклонъ, ни на привѣтствіе и продолжая заниматься своимъ дѣломъ. — Пріѣхала за нимъ его жена и увезла домой.

— Вотъ-те на! — почесалъ затылокъ мужикъ. — А я разлетѣлся къ нему съ грибами. Думаю, не купитъ-ли онъ у меня грибковъ за пятіалтынничекъ мнѣ на поправку. Страсть, башка сегодня трещитъ.

— Уѣхалъ, уѣхалъ. И такъ ужъ три дня тутъ чертилъ.

— Незадача. А какъ-же мнѣ на деревнѣ въ кабакѣ сказали, что онъ здѣсь? Я нарочно и въ лѣсъ сходилъ, чтобы вотъ пособрать грибочковъ себѣ на похмелье…

— Мало-ли что въ кабакѣ говорятъ.

— Касьянъ къ нему тоже собирается. Три бѣличьи шкурки у него. Продать хочетъ.

— Пущай собирается.

— А кто-же здѣсь изъ охотниковъ есть? Кому это ты патроны-то набиваешь? — допытывался мужикъ. — Нельзя-ли ему?..

— Сурьезный человѣкъ.

— Изъ какихъ? Не изъ купцовъ?

— Да сначала-то мы думали, что онъ въ Петербургѣ зубы рветъ, а потомъ оказался анхитекторъ. Этотъ не купитъ.

— А можетъ и купитъ? Что-жъ, грибы хотя и большіе, но ядреные. На закуску ладно.

— Говорю, что не купитъ. Онъ и мясо-то съ собой привезъ, что вотъ теперь ему хозяйка на бикштесъ жаритъ. Понимаешь ты, безъ фляжки даже на охоту ѣздитъ. Совсѣмъ сурьезный человѣкъ.

— Ну?! — удивленно протянулъ мужикъ. — Неужто безъ фляжки?

— Зачѣмъ-же ему фляжка, ежели онъ и водки не пьетъ?

— Водки не пьетъ? Вотъ такъ охотникъ! Какой-же это охотникъ послѣ этого?!

— Есть у насъ такіе. Кромѣ его кабатчикъ одинъ ѣздитъ. Тотъ не пьетъ. Только чай…

— Ну, кабатчикъ это больше изъ жадности. А то вдругъ анхитекторъ!..

— И этотъ не изъ тароватыхъ. Вотъ за бутылкой пива мальчишку въ кабакъ послалъ, чтобы послѣ ѣды выпитъ, да на томъ и заговѣется.