– Пойдем поужинаем! – сказал Николас. – Отпразднуем очищение моего сына! – И, произнося это, он взял руку Дуглесс и сунул себе под руку.

По ходу пьесы Николас сознательно удерживался от смеха, потому что знал, что все это устроено для Кита. Она сама сказала Николасу об этом. Все остальные члены семейства буквально заливались хохотом во время представления – все, кроме него!

А позже, когда они оказались вдвоем, она стала смеяться над ним и говорить, что он ревнует. Ревнует?! Он, Николас Стеффорд, ревнует?! Да он может с любой женщиной, какую только захочет, переспать – и вдруг ревнует?! С чего бы это?! Но она все улыбалась с таким понимающим видом, что он сграбастал ее в охапку, чтобы прекратить это, и принялся целовать, пока она была уже не в состоянии не только думать о каком-либо ином мужчине, но даже вспомнить собственное имя.

А теперь он сидит тут, привалившись к скале, наблюдает за тем, как Дуглесс играет в мячик с его сыном, и наслаждается полным покоем. Неужели это любовь? – подумал он. – Неужели та самая любовь, которую воспевают трубадуры? Но как может он испытывать любовь к женщине, с которой даже ни разу не переспал?! Однажды он думал, что влюбился – в одну цыганку-полукровку, которая проделывала с его телом совершенно потрясающие вещи! Но с этой Дуглесс ведь все не так – они только разговаривают да смеются!

И она так часто твердила ему про эти наброски, которые обнаружила, роясь в его вещах, что он даже принялся за новые рисунки! И Кит ему сказал, что уже весной можно будет начать строительство замка в Торнвике.

Они беседуют, поют вместе песни, катаются верхом, гуляют. И он рассказал ей о себе такие вещи, какие еще никогда не сообщал ни одной живой душе!

Пару дней назад в дом к Стэффордам забрел один художник, и Николас заказал ему миниатюрный портрет Дуглесс. Скоро он будет готов.

Вот он глядит на нее и приходит к мысли, что попросту не может без нее жить! Она часто говорит о том, что ему следует делать после ее ухода. И больше всего – о чистоте, так что он просто слышать об этом уже не в силах. Но она без конца твердит, что чистота – самое главное в жизни!

После ее ухода… Да он и представить себе не может, как будет жить без нее! Сегодня, к примеру, он только и делал, что твердил себе: «мне следует поделиться этим с Дуглесс»! Она говорила, что там, в ее времени, мужчины и женщины полноправные партнеры и делятся друг с другом своими мыслями. Ему известно, что последний муж матери частенько интересовался мнением леди Маргарет по тому или иному поводу, но что-то он не припомнит, чтобы отчим хотя бы раз спросил у матери: «Ну как у тебя прошел день?», а вот Дуглесс спрашивает!

И еще – ребенок. Разумеется, ребенок – всегда дополнительное бремя, но все-таки бывают такие минуты, когда он счастлив оттого, что мальчик улыбается ему! И малыш смотрит на него, Николаса, как если бы он был самим Господом Богом! Вот вчера он усадил мальчика на седло перед собой, и тот залился таким смехом, что Николас невольно улыбнулся.

Дуглесс засмеялась над какой-то проделкой ребенка, и ее смех вернул его к действительности. Лучи солнца играют у нее в волосах, но кажется, что и солнце-то светит лишь тогда, когда она рядом! Ему хотелось трогать ее, обнимать, заниматься с нею любовью, но страх перед тем, что она может вдруг исчезнуть, удерживал его от того, чтобы затащить ее в постель. Да, конечно, он не упускал случая поцеловать ее, потрогать каждый кусочек ее тела, до которого только мог добраться! Вечерами, уединившись в каком-нибудь укромном уголке, они прижимались друг к другу и смотрели вместе на огонь в камине или на звездное небо за распахнутым окном. Он крепко прижимал ее к себе, но дальше этого они не заходили: слишком велик был риск потерять ее!

Тут к Николасу приблизился мальчик-слуга и сообщил, что леди Маргарет желает видеть его.