|
— Я позабочусь о лошадях, — сказал Гуго. — А вы отвезите этого к монсеньору. С этими словами сержант спихнул пленника с конской спины. Тот мешком грохнулся на причал и застонал — похоже, приходил в себя. С помощью гребцов Томас погрузил кряхтящего шпиона в шлюпку. Подпрыгивая на волнах, суденышко устремилось к черному борту галеры. Приор обнаружился на кормовой надстройке, где стоял шатер для офицеров. Рядом с ним расположился коренастый человек в кожаной куртке, со смоляной бородой и разбегающимися от глаз лучиками морщин — вероятно, капитан судна. Когда Томас и один из матросов свалили пленника — оказавшегося весьма увесистым — на палубу, Де Вилье подошел и носком сапога сдвинул с лица человека капюшон. Под капюшоном оказалась узкая породистая физиономия с орлиным носом, выпуклыми черными глазами и скорбно оттопыренной нижней губой. Эта пухлая губа придавала смуглому лицу пленника то ли брюзгливое, то ли высокомерное выражение. Шпион ворочал головой и помаргивал, как сова на свету. Некоторое время приор вглядывался в лицо их распростертой на палубе добычи, а затем внезапно хмыкнул: — Да это же тот бесноватый флорентиец, что докучал магистру на Кипре. Пленник сел и преважно отряхнулся. Скинув нищенский плащ, он расправил складки красного одеяния и заявил с сильным южным акцентом: — Я попросил бы вас, синьор. Бесноватым меня не называли даже мои политические противники, а уж у них нашлось немало сочных эпитетов. Капитан, если это был капитан, изумленно покачал головой. Томас с не меньшим изумлением смотрел на наглеца, но де Вилье, похоже, ожидал чего-то подобного. — Как еще назвать человека, который в течение года повсюду преследует магистра ордена, умоляя оживить его покойную невесту? Выражение лица флорентийца стало куда более скорбным. — Она не была моей невестой, увы мне, увы… — Тем более, — оборвал его причитания приор. — Зачем вы следили за нами? Глубокая скорбь на лице флорентийца мгновенно сменилась хитроватой гримасой. Томас подивился пластичности физиономии их пленника — редкий мим мог бы с ним соперничать. — А вот не надо, — с деланным возмущением провозгласил любитель чужих невест, — не надо оскорблять меня столь низкими подозрениями и инсинуациями… Мои намерения были чисты. Я рисковал жизнью, дабы выполнить порученную мне миссию… Приор вздохнул и закатил глаза. — Томас, помоги нашему гостю подняться и пройти в шатер. Кажется, он нетверд на ногах. Без лишних слов Томас ухватил «гостя» за шиворот и поволок в шатер. Капитан предупредительно распахнул полог. Сидевшие внутри Гуго де Шалон и Гильом де Лине по знаку приора поднялись и вышли, сворачивая на ходу какую-то карту. Когда Томас хотел последовать за ними, де Вилье покачал головой. — Останься. Возможно, тебе это будет интересно. Ведь вы с нашим гостем принадлежите, можно сказать, к одному цеху — он тоже поэт. Флорентиец, который успел уже плюхнуться на расшитую шелком подушку, обратил благосклонный взгляд на Томаса. — Юноша пишет стихи? Как это превосходно! Нет ничего возвышенней, чем искусство стихосложения. Я с удовольствием преподал бы вам несколько уроков, будь у меня время… Приор усаживаться не стал. Сложив руки на груди, он встал над флорентийцем и с усмешкой сказал: — Возможно, у вас будет все время на свете. Вряд ли я разрешу вам покинуть корабль. Флорентиец моргнул, и глаза его, к удивлению Томаса, наполнились слезами. — Вы не доверяете мне, брат, — с глубокой печалью произнес он. — А ведь общество, к которому я имею честь принадлежать, «Fedeli d'Amore», разделяет ваши благородные взгляды и устремления. — Ближе к делу, — сухо отозвался приор. |
