|
Затем трубки крепились на торец тисовых палок. Томас, которому поручили держать заготовки, пока Селим натягивал на них кольца, пытался понять, для чего служит странное приспособление, именуемое «модфа». К этому времени двое старших и более опытных рабов кончили возиться с трубками и деревом. Под наблюдением абу Тарика они принялись перетирать в ступах выплавленную Томасом серу, уголь и какие-то блеклые кристаллы, которые хозяин называл «китайским снегом». Получившуюся пудру один из работников высыпал на камень и поднес к ней зажженный трут. Смесь вспыхнула и сгорела с шипением, оставив после себя облако резко пахнущего дыма. Юноша догадался, что это тот самый знаменитый арабский порох, которым начиняют бомбы и зажигательные ракеты. Говорят, такие использовал еще проклятый Саладин при штурме Иерусалима. Остальное угадать было несложно. Вскоре Томасу представился случай проверить свои предположения. Как-то утром Селим вывел из стойла понурого мула, на котором хозяин обычно ездил на рынок. Еще только светало. Воробьи сонно чирикали в розовых кустах, лишившихся последней листвы. Солнце золотило крыши, но от земли тянуло промозглым холодом. Томас, поеживаясь, вышел во двор. Он помог сарацину погрузить на мула большой тюк, в котором лежали обернутые мешковиной модфы, а также бондоки и порох в кожаных мешочках. Когда Селим уже тронул пятками мула, чтобы выехать за ворота, Томас замычал и замахал руками. Молодой мастер недоуменно оглянулся на раба. Томас ткнул пальцем себе в грудь и показал знаками, что хочет отправиться с Селимом. Сарацинский искусник нахмурился. Он уже начал выделять смышленого раба, живо интересовавшегося всеми подробностями изготовления модф, и все же явно не собирался приглашать его с собой. Однако юноша смотрел так жалобно, и глаза его горели таким чистым любопытством, что Селим милостиво кивнул головой. В конце концов, немой не выдаст секрета. Вот так и получилось, что спустя какое-то время Селим на муле верхом и шлепавший рядом Томас миновали южные ворота и направились к Монте Пеллигрино. Дорога тянулась вдоль крутого, поросшего кустарником склона, в котором чернели круглые устья пещер. По преданию, когда-то здесь жила святая отшельница Розалия — высокородная дева, решившая удалиться в пустыню и посвятить жизнь свою благочестивым помыслам и молитвам. В одной из пещер, возможно, покоились ее кости. Томас согрелся на ходу, но начал заметно прихрамывать — камни изранили босые ступни. Теперь он тратил все силы на то, чтобы не отстать от едущего впереди Селима. Тот покачивался на спине мула, обратив глаза к небу и чуть слышно напевая. По мере того, как солнечный свет скатывался с отрогов горы, заполняя каждую трещинку и щель, природа вокруг пробуждалась. В кустарнике засвистели птицы. Мимо прожужжал поздний осенний шмель. Должно быть, ясный денек пробудил насекомое, заставив вспомнить о лете. Внизу лежали серые и желтые городские кварталы, и пронзительно голубело море. Гавань расцветили белые прямоугольники парусов. Томас всей грудью вдохнул чистый горный воздух с привкусом лаванды, дрока и дикого винограда. Как хорош, должно быть, был божий мир до явления в нем человека, неожиданно подумал юноша. Как ясен, и незамутнен, и спокоен… зачем же мы принесли в этот храм глад и мор, войну и смерть? И зачем Господу было создавать подобные грешные существа? Очарование солнечного дня рассеялось, как сон. Томас настороженно оглянулся вокруг и привычно дотронулся до Феникса. Фигурка привычно обожгла пальцы — даже привыкнув к новому хозяину, она не упускала случая проявить характер. Юноша отдернул руку. Тут как раз и Селим свернул на небольшую поляну. В дальнем конце поляны торчало пугало. Пугало здорово смахивало на тренировочного «сарацина» из Тампля, только сделано оно было не из дерева, а из набитых соломой мешков. Такие применялись при стрельбе из лука. Иногда на мешках малевали круглую мишень, а на этих чья-то искусная рука углем изобразила человеческий лик, подозрительно похожий на пухлую физиономию абу Тарика. |
