Пригласив к жене лекаршу, он узнал правду и был взбешен.

Разгневанный супруг потребовал, чтобы жена созналась ему в своей измене, но та твердила, что носит его ребенка. В гневе сэр Каркасор хотел заточить ее в монастырь. Тогда Франциска сняла с шеи подаренный мужем медальон и предъявила его в качестве доказательства своей верности.

Тогда рыцарь понял, что он совершил низость и чуть было не погубил и жену и еще не рожденного младенца. Он упал перед Франциской на колени и слезно попросил ее о прощении.

Донна Франциска простила мужа, в знак примирения они совершили свое третье бракосочетание и с тех пор жили долго и счастливо и умерли в один день.

Об этой паре трубадуры и сейчас слагали прекрасные поэмы. Поговаривали, что, несмотря на то, что сэр Каркасор и его прекрасная возлюбленная Франциска и жили мирской жизнью, их чувства были по-прежнему чисты и заслуживают самых высоких похвал, а их жертва достойна снисхождения горнего мира. Потому как человек слаб и во всяком своем деле должен полагаться на Господа.

Аминь.

О чудесной белой лютне и первом откровении Пейре

Захваченный историей благородного рыцаря и его возлюбленной, Пейре забылся настолько, что домочадцам пришлось расталкивать его в конце рассказа. Когда же Жанна позвала всю честную компанию за стол, Пейре еще не мог прийти в себя. Его чувства были в смятении, в душе ощущалось странное волнение и тоска. Мальчик едва сдерживался, чтобы не разрыдаться от притаившейся под сердцем боли и не выскочить на улицу, чтобы бежать куда глаза глядят навстречу ветру.

Задумчивый и печальный, он сел за стол и произнес молитву. Взрослые разговаривали об урожае этого года, Пьер выспрашивал у отца Христофора о нынешних ценах в епископстве Кагор, в котором монах был во время Традиционной ярмарки. Жанна хотела знать о своих знакомых из Перигора, откуда она была родом.

Пейре же не мог ни есть, ни пить, его голова пылала, непонятные образы бились в ней, точно на поле боя. Не помня себя Пейре выбрался из-за стола, так и не притронувшись к ужину, и улучив момент, когда мать отправилась закрывать животных, а отец и монах пошли до отхожих мест, мальчик подкрался к книге и дотронулся до нее.

Это была старая-престарая книга, с ветхими страницами, края которых были затерты почти что до черноты.

Пейре взял в руки книгу и ощутил странное тепло, которое вдруг стало изливаться от твердого кожаного переплета прямо в грудь мальчика. С минуту Пейре стоял, боясь вздохнуть и сжимая заветную книгу все крепче и крепче, пока непонятная сила не овладела им полностью.

Мальчик подошел к двери, прислушался и, не обнаружив ничего подозрительного, вынырнул во двор. До калитки Пейре пробирался согнувшись в три погибели, опасаясь, как бы мать не заметила его бегства и не воспрепятствовала ему.

Тихо закрыв за собой калитку, Пейре побежал по дороге, что было сил.

Теплый вечерний воздух был прозрачен, солнце уже село, и дневные птицы смолкали, уступая место ночным певцам. Силуэты деревьев сделались более контрастными, легкий ветерок перебирал листву, словно листая увлекательные повести деревьев.

Пейре добрался до заброшенного сарая, принадлежавшего старухе Арре, которая уже много лет как не касалась хозяйских дел, дозволяя яблоням и винограду плодоносить в свое удовольствие в заросшем и забытом саду. Тем не менее сарай держался, словно ждал нового хозяина, который должен был прийти и разрушить наведенный сон, расколдовать некогда чудесный сад и снова начать безобидную торговлю.

Когда в Тулузе появлялась толпа нищих жонглеров, у которых не было денег даже заплатить за крытое место для ночлега на заднем дворе папаши Дидье, их отсылали ютиться в заброшенный сарай, где в ожидании первых зрителей они могли питаться дармовыми яблоками и отдыхать в тени старых деревьев.

В ту странную ночь сарай старухи Арре приютил юного Видаля, который все не мог выпустить из рук так поразившую его книгу.