|
От нее совсем не пахло сиренью. – Ну же, – торопил доктор. – Значит, в вертолете вас было… Вы майор Сварог… дальше! – В голосе у него промелькнуло что-то визгливое, скрипучее. – Не было никакого вертолета, – сказал Сварог. – Был, – мягко сказал врач. – Он упал. Вы хорошо помните, кто вы? Назовите себя! – Вы не знаете, кто я? – спросил Сварог. – Знаю. Скажите сами. Ваше полное имя. – Не было никакого вертолета! – сказал Сварог. – Слышите? Он приподнялся на постели, вскочил рывком, сгреб за халат этого лучезарно доброго врача с заботливыми усталыми глазами. Врач остался неподвижен, как манекен, а Сварог ощутил, что его рука вместо накрахмаленного белейшего халата намертво ухватила что-то жесткошерстное, мохнатое, горячее, живое, – и оно испуганно рванулось, так, что Сварога дернуло следом, он врезался головой в грудь застывшего на стуле врача. И голова прошла насквозь, Сварог свалился с постели, кудрявая шерсть выскользнула из руки, он барахтался на чем-то твердом и холодном, не мог вскочить, как ни пытался. Тяжелая тьма обрушилась сверху под зазвучавший со всех сторон вой, посвист, визг. И он провалился в эту тьму, потеряв опору под ногами, под невыносимый вой и визг, выходивший за пределы слуха, сотрясавший каждую клеточку тела, летел куда-то вниз, как камень; сердце захолонуло и словно бы перестало биться от дикой скорости падения и бесформенного хаоса вокруг. Тяжелые клубы мрака кружили вокруг, метаясь во всех направлениях, – а может, это его переворачивало и вертело… Призрачно-белый свет прорывался короткими вспышками неизвестно откуда, и в эта секунды Сварог успевал заметить вокруг, на косматых и плоских черных облаках, свое многократное отражение, нелепо распяленную кружащуюся тень, охваченную плотным кольцом дергающихся нелюдских силуэтов, сопровождавших его с хохотом и воем, писком и царапаньем, их спутанный клубок напоминал странный венок, то и дело менявший очертания, но остававшийся отвратительным для глаза. Он не знал, сколько продолжалось падение в неведомые глубины. Падал сквозь тьму, сквозь колючие вспышки мертвенно-белого света, отбиваясь от тянувшихся отовсюду лап, тонких, как сожженные сучья, изгибавшихся самым невероятным образом, как не способна изогнуться человеческая рука, царапавших то ли длинными когтями, то ли уродливыми пальцами, оравших и вывших в уши. Падал сквозь мир двух красок – черной и бедой, – сквозь странно изменившийся воздух, врывавшийся в легкие волной удушливого сухого жара, смердящего так, что вонь понемногу перестала ощущаться, застыла в ноздрях, во рту, в глотке плотными пробками, перехватывавшими дыхание. Падение оборвалось столь же неожиданно, как и началось, умолкли визги и вой, уродливые тени отхлынули во все стороны и пропали неизвестно куда. Остался смрад, окутавший так плотно, что собственное тело казалось Сварогу пустым мешком, надутым жарким вонючим воздухом. Зато под ногами наконец-то оказалась твердая поверхность, напоминавшая шероховатый, выветрившийся камень, покрытый слоем невероятно сухого пепла, в котором ступня утопали по щиколотку. Пошевелившись и переступив с ноги на ногу, Сварог не услышал звука собственных шагов – все звуки терялись и глохли в идущем неведомо откуда то ли вопле, то ли стоне, стоять громком и неумолчном, что он скорее казался составной частью окружающего воздуха. Осмотревшись, он понял, что стоит на крутом склоне невообразимо глубокой пропасти, исполинской воронкой уходившей в бездну, где дна словно бы и не существовало. Сварог это чуял, хотя и не смог бы объяснить, откуда знает. Повсюду, куда ни глянь, на фоне прямо-таки космической черноты отблескивало ало-багровое пламя – оно вздымалось лохматыми языками и тут же опадало, чтобы через миг вновь взмыть рваными гигантскими лоскутьями, оно изливалось тяжелыми фонтанами, гнувшимися к земле, струившимися медленными ручьями, оно светило высокими кострами, рассыпалось на мириады пожарищ, сливалось в чудовищные омуты. |
