|
Ну что ж, хоть что-то приятное в этой жизни. Он немного воспрянул душой – совсем немного, но все-таки – и шагал себе, пока не услышал за спиной быстро приближавшееся «члак-члак-члак», стук копыт по сухой земле. Тогда он остановился и обернулся. А это старый Мэлсдорж ехал на монгольской, ясное дело, лошадке, крохотной и лохматой, но выносливой и проворной, как черт. Сварог очень любил на них ездить и очень хотел бы увезти такую домой, да ведь не было дома… Старый знакомый узнал старого знакомого, дружелюбно оскалился, отчего его косенькие глазки совсем было закрылись. И они не спеша двинулись дальше бок о бок – Сварог размашисто шагал, и лошадь шла шагом. Все трое молчали – люди просто так, а лошадь согласно естеству. – Ты еще имя не поменял? – спросил Сварог. – Не стоит. Дурная примета, говорят. Имя у Мэлсдоржа было отнюдь не монгольское, как могло бы показаться несведущему. Монгольским было только традиционное окончание мужского имени «дорж», а «мэлс» означало – Маркс, Энгельс, Ленин, Сталин. Была такая мода когда-то. – Уходите? – спросил в свою очередь старый знакомый Мэлсдорж. – Похоже, – сказал Сварог. – Куда? – из вежливости спросил Мэлсдорж. – На муда, – проинформировал Сварог. – Далеко, однако, насяльник… – оскалился старик, знавший русский не хуже Сварога. – А вас китайцы сглотнут. Звездой гавкнете. – Выкрутимся, – сказал Мэлсдорж. – И будем Великая Монголия. Он был большой великомонгольский националист, но как-то скорее теоретически. Или ностальгически, что вернее. – Для великой Монголии нужен Чингиз, – сказал Сварог. – А где вы Чингиза возьмете? Гуррагча не потянет. – Тоже верно, – согласился Мэлсдорж. – Никак не потянет. И они опять молчали. Сварогу полегчало на душе, он знал, что при свидетеле ни за что не провалится. – Я мимо ехал – копают, – сказал Мэлсдорж, махнув плеткой за спину, в сторону раскопа. – Скоро совсем выкопают. Плохо. – Почему? – Таким лучше лежать внизу. Беспокойные. Раскопаешь такого – хлопот не оберешься. Думаешь, они совсем мертвые? Да нет… – Херня, – сказал Сварог. – Сам ты херня. Помнишь, где мой сын воевал? У вас на фронте. А почему у вас получилась война с соседями? Забыл? Потому что за пару недель до того Тимурленга раскопали. Потому и никто не скажет, где лежит Чингисхан, хотя знает немало народу… – Ну-ну, – сказал Сварог. Мэлсдорж полез за отворот синего дэли, добыл из-за пазухи мятую пачку «Мальборо», откусил у сигареты фильтр, выплюнул. Щелкнул длинной китайской зажигалкой, пустил дым меж лошадиных ушей и спросил: – Знаешь, кто на свете самые умные? Пастухи. Как я. – Почему? – У пастухов больше всего времени, чтобы думать. Голова свободная, а времени для мыслей много. Темучин, между прочим, тоже когда-то стада пас… – Интересная версия, – сказал Сварог. – Слушай, а что там за хан? Какой-нибудь Чингизов племянничек? – Это не наш, – сказал Мэлсдорж. – Они гораздо раньше нас жили. Светлобородые. Очень, очень давно. Когда здесь еще текли могучие реки. Беспокойный каган, не улежит, будет таскать живых… Сварог невольно вздрогнул. |
