Его порыв был очень кстати — Эдлин было бы трудно сейчас встретиться с мужем взглядом. Занять бы какой работой глаза и руки… Но спасительное веретено лежало на другом конце скамьи, а встать за ним Эдлин не решалась.

Ей было неприятно, что Хью, возможно, жалел ее. Хотя, оглядываясь в прошлое, она сама не могла не ощущать мучительной жалости к себе тогдашней — уродине с огромным животом и распухшими лодыжками, вызывавшей у Робина отвращение. Она вышла за него совсем молоденькой, и ее переполняла благодарность к нему за то, что он на ней женился. Но в ту злополучную ночь, когда до нее донеслись его сладострастное мычание и стоны бедной девушки, это чувство угасло. Позор, который Робин из-за минутной прихоти навлек на несчастную служанку, заставил Эдлин по-новому взглянуть на мужа, и ее любовь к нему умерла навсегда.

Робин и впрямь взял ее несчастной вдовой, но даже такая женщина заслуживала мужа, который погнушался бы удовлетворять свою похоть прямо в супружеской спальне. При воспоминании о перенесенных душевных муках у Эдлин помутилось в глазах.

— Я с самого начала знала, что отец ребенка — Робин, — продолжала она. — Когда мать Паркена умерла в родах, Аллену было всего четыре месяца.

— Значит, они не близнецы! — все еще не мог успокоиться Хью.

— У меня было много молока, а Аллен все время прихварывал. Каждый день я боялась, что он заснет и не проснется. Я не могла обречь на смерть Паркена, потому что у меня перед глазами стояли страдания его бедной матери, а над моим собственным ребенком витала смерть! — Эдлин подняла глаза на мужа. Он остановился и тоже посмотрел на нее. — Отдай я его кормить какой-нибудь другой женщине, он был бы обречен!

— Паркен единственный незаконнорожденный сын Робина?

— Нет, конечно! — невесело рассмеялась Эдлин. — Он разбрасывал свое семя, как сеятель на весеннем поле. Но, насколько мне известно, пока все матери его бастардов живы.

— А дети знают? Паркен знает?

— Разумеется! Неужели ты думаешь, что обитатели замка Джэггер смогли удержать это в секрете? — Похоже, первое потрясение Хью уже прошло, и Эдлин старалась поскорее высказаться. — Вот почему Паркен требует особого внимания, вот почему Аллен сносит многие его выходки. Сплетники не преминули рассказать Паркену, что он мне не сын, и это очень его тревожит. Аллен же чувствует, что его положение более прочно, к тому же он любит брата, вот и потакает ему, как может.

— Ты воспитываешь их с одинаковой любовью, поэтому впоследствии они не возненавидят друг друга, как те две сестры-монашки в аббатстве… как их там, леди Бланш и Эдда. — Хью откинул со лба мокрые волосы. — Да, теперь понятно, почему ты мне не доверяешь.

— Нет, доверяю, — поспешно сказала Эдлин, — разве я не послушалась твоего совета относительно мальчиков?

Он снова сел напротив нее.

— Да, ты доверила мне их, но не себя!

Неужели он прав? Что же она за мать, если доверила мужчине судьбу своих детей, но побоялась доверить свое собственное счастье? Или на самом деле в глубине души она верила Хью и жаждала, чтобы он поскорее сломил ее сопротивление — жалкое препятствие, которое она сама возвела между ними?

— Расскажи мне все, я пойму!

Его голос звучал повелительно, словно он знал все ее секреты.

— Доверься мне, подари мне свою любовь, и я докажу, что всегда буду ею дорожить. Скажи, что мне для этого сделать? — прошептал он.

— Я… тебя… — пробормотала Эдлин, отчаянно оглядываясь, как будто искала, куда бы спрятаться.

Хью тоже огляделся — на них были устремлены десятки пар любопытных глаз, все замерли, и тишина стояла полнейшая.