|
Утешая себя тем, что сейчас все пройдет, я распахнула дверь на улицу. Весна в этом году совсем ранняя, почки брызнули нежной зеленью еще в конце апреля. Вылила кофе через удобное ситечко в чашку и вышла на крыльцо. Села в старую качалку, накинула на колени плед и сделала первый глоток. Пожалуй, это самая приятная минута за день, только вот в голове стоял странный шум и гул после звонка Стеллы. Мне все казалось, что она продолжает говорить, как обычно - жалобно и многословно. Боль в сердце пришла совсем внезапно, я судорожно пыталась вдохнуть ставший вдруг твердым воздух, краем глаза отмечая, как по старым, серовато-серебристым доскам террасы расплывается огромная кофейная лужа…
Глава 1
Первое воспоминание – звуки и запахи… Они удивительным образом складывались в единую картину, пусть и совершенно не больничную, но – цельную. Сырость дополнял звук капели, слабый запах скотного двора и свежей древесной стружки сочетались с криками петуха, собачьим лаем и мычанием. На лбу лежала высохшая заскорузлая тряпка, сквозь с трудом раздвинутые ресницы просачивался слабый свет, но отрыть глаза я не могла – тряпка, пусть и не слишком плотно, прижимала веки, а рук и тела я не чувствовала. Сознание возвращалось и уплывало, сколько я была в таком состоянии – сказать сложно. Но ни запаха больницы, ни капельниц в руках я не было и это – тревожило. Я не могла понять, где нахожусь. Зато тряпка иногда становилась влажной. Это беспокоило, мысли, пусть еще и не организованные, уже слабо пробивались через пелену беспамятства. Ощущение дня и ночи менялось несколько раз, пока, в один момент, я не очнулась совсем, осознав себя Алиной Михайловной Лунёвой, живой и невредимой. Неловко подняла затекшую руку и смахнула повязку со лба. Пока слезящиеся глаза привыкали к полумраку, я, повернув голову на жесткой подушке, с удивлением успела рассмотреть часть странной комнаты. Ту часть, что могла увидеть не вставая. Я находилась не в больничной палате, что уже давно поняла по запахам и звукам. Чердак – первое, что пришло на ум. Огромный чердак, на половину заваленный сеном или соломой. Слезы сморгнулись и видела я все совершенно отчетливо, как проявившуюся фотографию. Крепкие балки поддерживали черепичную крышу и странность этих балок свела меня с ума мгновенно – они были цельными! Вся конструкция, весь этот, похожий на скелет неведомого животного каркас, под которым я сейчас лежала, состоял из одного цельного куска дерева. При всем желании я не могла различить в стыках брусьев хоть какой-то трещины, следов клея или топора. Ничего… Эти бревна просто росли друг из друга, я четко видела рисунок искривленных годовых колец на стыках. Невольно протянув руку к нависшему над кроватью бревну, я хотела дотронуться до одной из балок, провести пальцем и убедится, что я просто не рассмотрела как следует – ну не растут деревья под таким углом друг из друга! Рука, которую я увидела, напугала меня до полусмерти. Тонкая девичья рука, со следами давнишнего пореза у сгиба, чуть загорелая и чужая. Я ощутила ее как свою, закрыла глаза и вновь провалилась в сон или беспамятство. Встать со своего ложа я смогла только утром – почувствовала потребность в воде и туалете. Сперва, проснувшись, я убедилась, что вчера мне не показалось – я находилась в чужом теле, молодом, но очень ослабленном. При попытке сесть кружилась голова, пробивающиеся сквозь пыльное небольшое окошечко лучи встающего солнца доставляли сильный дискомфорт – глаза слезились, я часто моргала. Нелепость ситуации была в том, что я четко знала, кто я такая, но мои знания совершенно не совпадали с реальностью. Все запахи и звуки были на месте, более того, проморгавшись и сев на кровати, я обнаружила и затихший источник капели – большой медный таз, в котором поблескивала жидкость. |
