– Убирайся, глупая корова! – неожиданно для себя заорала она.

Не обращая внимания на протестующие крики соседей, Джульетта побежала прямо на потерявшую теленка бизониху. Женщина размахивала руками, ее волосы и юбка развевались на бегу. Она жалела, что не прихватила с собой ружья, и еще молила Бога, чтобы бизониху было так же легко отогнать, как и обычную корову.

Джеффри мучительно хотелось снять шлем. Такую страшную боль не могла причинить ссадина от камня, брошенного кем-то из людей Дрого. И в то же время Джеффри страшился выяснить причину боли: он почти всерьез опасался, что если снять шлем, то у него разлетится на куски череп и расплещутся мозги – настолько сильна была боль. Но когда воин все-таки осторожно снял шлем, с головой ничего не случилось, так что он снова рискнул и сдвинул с головы капюшон кольчуги, а потом сорвал тонкий кожаный подшлемник. Джеффри застонал и тут же вынужден был напрячь горло, чтобы его не вырвало: в глотке у него стало так гадко, что желудок запротестовал, словно доблестный рыцарь в последний раз отобедал тухлятиной, а не пировал у короля Эдуарда.

Рядом сипло дышал Арион. Конь стоял, с трудом держась на разъезжающихся ногах, – таким измученным он не бывал даже тогда, когда Джеффри не слезал с него на протяжении целого дня турнирных поединков.

«Это был изумительный прыжок, мой старый друг. Молодец», – хотел сказать Джеффри, но у него свело губы: так и не удалось вымолвить ни единого слова. Ценой огромного напряжения сил он сумел поднять руку и прижать пальцы к дрожащей передней ноге скакуна. У воина перехватило горло от безмолвной благодарности.

Они остались живы. Они бросили вызов Первозданной Пропасти – и остались живы. Сейчас рыцарь сидел на доброй и надежной земле, и Божье солнце горячими лучами обжигало его потную кровоточащую голову. Только теперь Джеффри заметил, что сжал талисман Энгуса Ока так сильно, что чуть не превратил его в часть ладони.

Казалось, нельзя было разжать пальцы, судорожно стиснувшие талисман, но он подчинил их своей воле, так же заставил губы изогнуться в улыбке. Еще никогда улыбка не давалась с таким трудом и не была такой приятной, как сейчас, при мысли о бессильной ярости Дрого Фицболдрика, видевшего, как реликвия исчезает с его глаз. Несмотря на эту приятную картину, Джеффри поморщился от боли, которую вызывало даже самое слабое движение. К тому же возникло неприятное чувство, будто земля, на которой он сидит, дрожит и трясется. Рыцарь поморщился и зажмурил глаза от слишком яркого света, но грохот только усилился.

Джеффри решился чуть приоткрыть один глаз, и тут ему пришлось изумленно выпучить сразу оба. Земля сотрясалась и грохотала не из-за их падения: они с Арионом, похоже, рухнули в самую глубь ада, потому что на них с трех сторон устремились демоны.

Прямо на Джеффри неслось создание сатаны – бородатый горбатый зверь с раздвоенными копытами, голову которого венчали рога его господина.

Справа несся верховой лучник – монгол, судя по форме глаз и носа, вот только кожа у него была неправильная: адское пламя, видимо, обожгло ее, превратив из обычной желтоватой в какую-то красно-коричневую. Череп у монгола был практически голый, если не считать узла на затылке, из которого струился хвост наподобие лошадиного. К тому же голую кожу на его голове покрывал тонкий слой грязи необычайного алого цвета. Кожу туловища украшали тонкие полосы того же цвета. Странный человек был почти наг и управлял неоседланной лошадью с совершенно нечеловеческой ловкостью.

Но самое страшное зрелище представляла собой растрепанная ведьма, мчавшаяся на них слева. Облаченная в немыслимое одеяние, на которое могла решиться только колдунья, она стремительно неслась к рыцарю, и ее пальцы царапали воздух, словно нечестивая пыталась подчинить своим заклинаниям даже силу солнечных лучей.

Если воин короля действительно умер и оказался в аду, то демоны не могут причинить ему серьезного вреда: они просто приветствуют его появление в их подземном обиталище.