Хартгилл? Это была девичья фамилия моей матери. По ним нельзя было сказать, что эта подробность их интересовала. Я бежал дальше, спотыкаясь и всхлипывая от страха. Тот, с прядями волос, отрезал мне дорогу, а остальные трое неслись вслед за мной. Справа от меня возносил свою башню к звездам собор.

Наверное, я мчался к нему, потому что он стоял там так, словно ничто не могло поколебать его стены. Но широкий газон, его окружавший, был мокрым от дождя, и я на каждом шагу поскальзывался, пока наконец, запыхавшись, не опустился на колени. Весь дрожа, я съежился на холодной земле, обхватив руками голову, как будто это могло укрыть меня от моих преследователей. Холод наполнял меня, словно туман, а надо мной раздавалось ржание лошади.

— Убийство без погони — лишь пол-удовольствия, Хартгилл, — нашептывал мне голос в моей голове, — но в конце заяц всегда мертв.

— Меня зовут Уайткрофт! — лепетал я. — Уайткрофт!

Я хотел было за себя постоять, драться, отправить их белые туловища на тот свет, туда, откуда они и явились. Но вместо этого я сидел на корточках во влажной траве и меня едва ли не тошнило от страха.

— Уайткрофт! — надо мной склонился Бонопарт. — Уайткрофт, вставай!

Никогда прежде не был я так счастлив услышать голос какого-нибудь учителя. Я зарылся лицом в траву и плакал навзрыд, но на этот раз от облегчения.

— Йон Уайткрофт! Посмотри на меня!

Я подчинился, и Бонопарт, увидав мое зареванное лицо, выудил из кармана носовой платок. Я схватил его дрожащими пальцами и с опаской посмотрел из-за Бонопарта.

Призраки пропали. Равно как и голос. Но страх остался. Он приклеился к моему сердцу, словно сажа.

— Господи, Уайткрофт. Ну вставай же! — Бонопарт поставил меня на ноги.

Остальные дети, выпучив глаза, стояли у края газона и оттуда пристально наблюдали за нами.

— Я полагаю, у тебя есть объяснение этому бесцельному прорыву сквозь ночь? — спросил Бонопарт, с отвращением разглядывая мои грязные штаны. — Или ты просто хотел нам всем показать, как быстро ты умеешь бегать?

«Самодовольное ничтожество!»

Коленки у меня все еще дрожали, но я сделал все от меня зависящее, чтобы мой ответ прозвучал с таким самообладанием, какое только было возможно:

— Тут было четыре призрака. Всадники на лошадях. Они… они гнались за мной.

Даже для моих ушей все это звучало по-идиотски. Мне было так стыдно, что я желал, чтобы влажный газон на месте проглотил бы меня. Страх и стыд. Могло ли быть что-нибудь хуже? О да, Йон.

Бонопарт вздохнул и взглянул на освещенный собор с таким укором, будто это он нашептал мне мою смехотворную историю.

— Ну хорошо, Уайткрофт, — сказал он (при этом он, не больно-то со мной церемонясь, тащил меня обратно к улице). — У меня складывается впечатление, что мы имеем здесь дело с необычайно сильным приступом ностальгии. Видимо, призраки повелели тебе безотлагательно бежать домой, не так ли?

Тем временем мы опять уже стояли рядом с другими, и одна из девчонок принялась хихикать. Но остальные уставились на меня так же озадаченно, как в предыдущую ночь Стью.

Мне бы прикусить язык и проглотить свое возмущение по поводу подобной слепоты и несправедливости насмешек, но я в проглатывании не слишком-то силен. В этом у меня нет сноровки и по сей день.

— Клянусь, они здесь были! Что я могу поделать, если их никто, никто, кроме меня, не видит? Они меня чуть не убили!

Установилось гнетущее молчание, и некоторые из малышей отошли от меня подальше, словно боялись, что мое помешательство может оказаться заразным.

— Потрясающе! — воскликнул Бонопарт, крепко вцепляясь своими короткими пальцами мне в плечи.