Флэндри почти поверил. Его спасли не чувства, а память.

— Ага! — крикнул он. — Ты, фантом, не морочь мне голову!

Он ринулся вперед. Лианнатана там не было. Он выстрелил из бластера по философам. Они исчезли. Он ворвался в красные тени под аркой и огляделся в поисках проекторов звука и изображения. Повсюду царила бесконечная задумчивая тишина долгого полудня.

В поле зрения возникло изображение одинокого херейонита в короткой белой тунике, вооруженного, но с бластером в кобуре.

Он был изможден — казалось, кости вот-вот прорвут кожу, — однако его плоть и огромные рубиновые глаза были полны такой жизни, какую и представить себе было невозможно в исчезнувших призраках. Флэндри замер.

— Айхарайх!

Он снова включил свой экран. Айхарайх улыбнулся.

— Нет нужды беспокоиться, Доминик, — сказал он на англике. — Это тоже всего лишь голограмма.

— Лейтенант, — бросил Флэндри через плечо. — Будьте готовы к отражению атаки.

— Зачем? — сказал Айхарайх. Вооруженные люди не обратили на него внимания. Его облик мерцал в сумраке под сводом, куда не проникал солнечный свет. — Вы же обнаружили, что у нас нет ничего, чтобы оказать вам сопротивление.

У тебя наверняка есть что-то за пазухой. Флэндри не ответил. Несколько ракет или что-нибудь еще в том же духе. Ты просто не хочешь использовать их в этом городе. А где же ты сам, и что ты делал, пока нас морочили твои призраки ?

Словно со стороны он услышал свой голос:

— Те, другие, не были с нами на прямой аудиовизуальной связи, в отличие от тебя, не так ли? Не было никакой причины устраивать представление, прикидываться настоящими, если бы они действительно существовали. Это компьютерные подобия, которые нужны, чтобы уводить союзников и врагов в сторону от правды. Ну что же, жизнь сделала меня недоверчивым. Айхарайх, ты в самом деле последний живой херейонит. Самый последний. Не так ли?

Внезапно такая мука исказила лицо Айхарайха, что Флэндри отвел взгляд.

— Отчего они умерли? Как давно?

Ответа он не получил. Вместо этого раздалось:

— Доминик, у нас одна душа, у тебя и у меня. Мы оба всегда были одиноки.

Короткое время я не был одинок, а теперь она — она там, в одиночестве, в вечном одиночестве. Флэндри овладела ярость.

— Ты должен был столетиями играть в свои игры. Зачем? И... по какой бы причине ты ни скрывал, что твой народ вымер... зачем обманывать живых? Ты, ты мог бы просветить их, показать то, что сделало вас, херейонитов... эллинами Галактики — но ты сидел в гробнице или появлялся среди живых как вампир... Ты безумен, Айхарайх? Безумие движет тобой?

— Нет!

Флэндри однажды уже слышал скорбь в мелодичном голосе. Но ему не доводилось слышать стона:

— Нет! Оглянись. Кто может сойти с ума от этого? Искусство, музыка, книги, мечты — и более того, возвышенный дух миллионолетий — все это, записанное сканнерами, рекордерами... если бы у тебя была возможность повстречаться, с кем хочешь... С Гаутамой Буддой, Конфуцием, рабби Гилелем, Иисусом Христом, Руми... Сократом, Ньютоном, Хокусаи, Джефферсоном, Гауссом, Бетховеном, Эйнштейном, Ульфгейром, Мануэлем Великим, Мануэлем Мудрым — позволил бы ты своим военачальникам обратить все это в орудие для достижения их гнусных целей? Нет!

И Флэндри понял.

Понял ли Айхарайх, наполовину ослепленный воспоминаниями о своих умерших соплеменниках, что он выдал?

— Доминик, — торопливо шептал он. — Я воспользовался тобой, как и многими другими. Это произошло не по моей воле. Ну да, правда, это было искусство, спорт — и для тебя тоже, — но мы служили: ты — цивилизации, которая, как ты знаешь, умирает, я — наследию, которое, я знаю, может существовать, пока существует это солнце.