Некоторое время вглядывался в лица мальчика и девочки, но потом заулыбался, выпростал из-под одеяла свою худую руку с коричневой морщинистой кожей, протянул ее было к Володе и Иринке, но удержать не смог и уронил на одеяло. Улыбнулся жалко и будто извинился.
— Видите, как ослаб, — еле слышно сказал он. — В меня теперь только ткни пальцем — одно воспоминание останется. Врачам спасибо. Не подоспей вовремя, познавал бы я уже мир, как говорится, лучший.
— А мы вот вам поесть немного принесли, — поспешила сменить тему разговора Иринка. — Тут апельсины, шоколад...
Старик был тронут. Его рука снова двинулась вперед, ища рукопожатия, но силы снова изменили ему. И только сейчас Володя разглядел прибор, что висел рядом с кроватью на стене. Провод, вившийся от него, исчезал под одеялом старика.
— Ну а как там Дмитрий Юрьич? — слабым голосом спросил Иван Петрович. — Не виделись вы с ним?
Володя был недоволен вопросом. Старика, как видно, по-прежнему волновал визит воронежца.
— Не видали, — сказал мальчик. — Наверное, в Воронеж укатил.
Но Иван Петрович отрицательно покачал головой:
— Нет, он без документа назад не вернется. Уж очень Дмитрий Юрьич им дорожит. Эх, и навредил же я ему, старый зонтик! Мало того что не помог ничем, так еще задерживаю!
Володя не стал утешать его. Он вообще был немного рад тому, что Иван Петрович попал в больницу и этим исключил возможность Диминого ночлега у себя. Но сейчас объяснять старику, что Дима — обыкновенный вор, было немыслимо, а поэтому он просто промолчал.
А Иван Петрович, перевернувшись на бок, попытался было выдвинуть ящик тумбочки, что стояла рядом. Но ничего не получилось, и старик сморщился от досады на свою беспомощность.
— Вам что-то нужно? — встрепенулась догадливая Тролль, и Иван Петрович, тяжело дыша, смешно хватая воздух ртом, сказал:
— Там... в ящике... мой кошелек. Достань...
Иринка мигом подала затертый кошелек Ивану Петровичу. Он был, наверное, ровесником хозяина. Старик порылся в кошельке и выудил оттуда французский ключ. Одними пальцами сделал знак, подзывая Володю и Иринку подойти поближе. И когда те присели на его постель, Иван Петрович заговорил негромко, то ли не имея сил, то ли не желая быть услышанным:
— Вы знаете, что у меня в квартире цветов вагон. И ботанику не нужно вспоминать — цветы, как всякое живое существо, пить должны. Так вот, время сейчас жаркое, а пробуду я здесь долгонько. Вот вам от квартиры ключ — как ни худо мне было тогда, но квартиру запереть я попросил и ключик взял. Им вы дверь откроете и сегодня же цветочки напоите. А потом, уж будьте вы так добры, захаживайте хоть через день в мою квартиру и поливайте их. Хорошо? Ты, Ирина, будто полюбила мои цветы?
Девочка закивала с радостью. Ей на самом деле было приятно получить от старика такой наказ. Она уже было протянула руку за ключом, но Иван Петрович задержал ключ и серьезно очень произнес:
— Только все время помните про оружие. Я вам доверяю... А главное палаш. Ключ будет хранить Володя.
Мальчик, не ожидавший того, что ключ доверят именно ему, вздрогнул и покраснел от удовольствия, польщенный. Осторожно принял ключ, и тут его буквально осенило: «Сейчас, сейчас он все скажет, все откроет! Признается! В такую минуту, когда доверил мне оружие, не сможет не признаться!» И тихо, наклонившись к изголовью, Володя, едва не дотрагиваясь губами до покрытого волосками большого уха старика, спросил, зная, что если Иван Петрович откроет ему свою тайну, то это удесятерит его бдительность, заставит смотреть за оружием и день, и ночь:
— А ваш палаш — золотой? То есть его эфес из чистого золота, а не позолочен?
Наверное, Володе следовало говорить не на ухо старику, а пригнувшись к его слуховому аппарату. |