|
Время от времени он останавливался, ловил одного из них и перекидывал через изгородь. Но это лишь заставляло мальчишек заменять комья каменьями. Король Пеллес ясно видел кровь, стекавшую по его высоким скулам, его ввалившиеся щеки, впалые глаза и синеватые тени меж ребер. Он видел и то, что человек этот направляется к замку. В замковом дворе, куда, торопливо прихрамывая, спустился Король Пеллес, вокруг Дикого Человека собралась уже целая толпа замковой челяди, с восторгом его созерцавшей. Чтобы отвязаться от деревенских мальчишек, пришлось опустить на воротах решетку, обитатели же замка были расположены отнестись к беглецу по доброму. — Видите, как он весь изранен, — говорил один из оруженосцев. — Вон хоть на тот здоровенный шрам посмотрите. Не иначе, как был он странствующим рыцарем, покуда не помешался, так что вы с ним повежливее. Дикий Человек стоял в окружении челяди, дамы хихикали, пажи тыкали пальцами. Он стоял неподвижно, свесив голову, не говоря ни слова, ожидая, что с ним еще сделают. — А может, это сэр Ланселот? В ответ послышался общий хохот. — Нет, серьезно. Никто же не доказал, что Ланселот помер. Король Пеллес приблизился к Дикому Человеку вплотную и заглянул ему в лицо. Для этого ему пришлось зайти сбоку. — Вы сэр Ланселот? — спросил он. Изможденное, грязное, бородатое лицо: глаза, похоже, вообще не мигают. — Вы Ланселот? — повторил Король Но манекен не дал ответа. — Он глухонемой, — сказал Король. — Пусть живет у нас в шутах. Вид у него, должен сказать, достаточно смешной. Кто нибудь, принесите ему одежды, — ну, те, знаете, комические, — и отправьте его на голубятню, пусть отоспится. Да постелите там чистой соломы. Манекен внезапно поднял обе руки и испустил рев, заставивший всех отшатнуться. Король даже очки уронил. Затем руки опали, манекен вновь застыл, окружающие нервно захихикали. — Все же вы его лучше заприте, — мудро распорядился Король. — Безопасность прежде всего. Да не давайте ему еду в руки, а кидайте издали. Осторожность никогда не повредит. И сэра Ланселота, ставшего королевским дурнем, свели на голубятню — и заперли, и кормили, швыряя издали пищу, и спал он на чистой соломе. Когда в следующее воскресенье племянник Короля, юноша по имени Кастор, приехал, чтобы принять посвящение в рыцари, — это и была та церемония, ради которой собиралась приехать домой Элейна, — в замке воцарилось веселье. Король, страстный любитель всякого рода церемоний, отпраздновал событие с королевским размахом, подарив всякому обитателю владения по мантии. С прискорбием следует отметить, что он отпраздновал его и чрезмерно усердным опустошением тех самых винных погребов, коими правил супруг дамы Бризены. — Вселиться всем! — восклицал Король. — Пьем здоровье! — отвечал сэр Кастор, ведший себя отменнейшим образом. — Мантии все получили? — орал Король. — Да, спасибо, Ваше Величество, — отзывалась свита. — Точно? — Совершенно точно, Ваше Величество. — Тада лада. Мантии добрые, даром что старье! И Король любовно завернулся в собственную мантию. В подобных случаях он изменялся до неузнаваемости. — Всем хочется от души поблагодарить Ваше Величество за столь щедрые подарки. — И говорить не о чем. — Трижды ура Королю Пеллесу. — Ура, ура, ура! — А нащёт драка? — вдруг осведомился Король. — Дураку мантию выдоили? Где бедный дурак? Ответом ему было молчание, ибо никому не пришло в голову отложить мантию и для сэра Ланселота. — Не плучил? Мантию шмантию? — вскричал Король. — Ападать его сюда сей же минут! По королевскому приказу сэра Ланселота привели с голубятни. |
