|
— Это Элейна. Они повернулись к ней и поклонились. — Добро пожаловать в Замок Блиант. 24 — Я не могу оставить Элейну, — сказал он. — Да почему? — сказал Эктор Окраинный. — Ты же не любишь ее. У тебя нет перед ней никаких обязательств. Ты только мучаешь себя, оставаясь с ней. — У меня есть перед ней обязательства. Я не могу вдаваться в объяснения, но это так. — Королева в отчаянии, — сказал Персиваль. — Чтобы найти вас, она потратила целое состояние. — Тут я ничем помочь не могу. — Ну какой смысл дуться? — сказал Эктор. — По моему, ты просто дуешься. Если Королева раскаивается в том, что она натворила, чем бы оно там ни было, тебе следует явить благородство и простить ее. — Мне нечего прощать Королеве. — Так я об этом и говорю. Ты просто обязан вернуться ко двору и продолжить свою карьеру. Прежде всего это твой долг перед Артуром: как никак ты принес ему рыцарскую присягу. Он очень в тебе нуждается. — Нуждается? — У него, как всегда, неприятности с Оркнейцами. — А что поделывают Оркнейцы? Ах, Персиваль, вы и не представляете, как согревается мое сердце, когда я слышу старые имена. Расскажите мне, о чем судачат при дворе? Как там Кэй, — он часто садился в лужу в последнее время? А Динадан все еще шутит? И какие новости о Тристраме и Короле Марке? — Если ты так интересуешься новостями, возвращайся ко двору. — Я же сказал тебе, что не могу. — Ланселот, взгляните на свое положение трезво. Неужели вы всерьез полагаете, что, живя здесь инкогнито с этой девчонкой, вы сумеете по прежнему быть самим собой? По вашему, можно победить на турнире пять сотен рыцарей и остаться неузнанным? — Да едва мы услышали о турнире, — добавил Эктор, — как сразу помчались сюда. Персиваль сказал: «Либо это Ланселот, либо я — датчанин». — Если вы твердо решили остаться здесь, — продолжал Персиваль, — это будет означать, что вам придется сложить оружие. Еще один поединок, и о вас примутся толковать по всей стране. Я, впрочем, думаю, что и этого поединка уже не понадобится. — Засесть здесь с Элейной, значит от всего отказаться. Ты окажешься в полной отставке — ни гостей, ни турниров, ни чести, ни любви: тебе даже под открытое небо выйти будет нельзя. Ты ведь знаешь, у тебя не такое лицо, чтобы его легко было забыть. — Что бы это ни значило, Элейна достойная и добрая женщина. Когда человек доверяется тебе, Эктор, когда он целиком от тебя зависит, нельзя причинять ему горе. Так и с собаками не поступают. — Однако ж на собаках никто и не женится. — Черт возьми, она любит меня. — Как и Королева. Ланселот перевернул вверх дном чашу, которую держал в руках. — Когда я в последний раз видел Королеву, — сказал он, — она велела мне больше не попадаться ей на глаза. — Тем не менее она извела двадцать тысяч фунтов, чтобы тебя отыскать. Ланселот немного помолчал и спросил голосом, прозвучавшим грубо: — Как она? — Она ужасно удручена. Эктор сказал: — Она понимает, что сама виновата. Она все плакала, плакала, а когда Ворс обозвал ее дурой, она даже спорить не стала. Да и Артур удручен, потому что из за этой истории весь Стол перевернулся вверх дном. Ланселот швырнул чашу на пол и встал. — Я сказал Элейне, — произнес он, — что не могу дать обещание остаться с ней, а потому я обязан остаться. — Вы ее любите? — спросил Персиваль, решившись задать главный вопрос. — Да, люблю. Она была добра ко мне, и я к ней привязан. Увидев выражение их лиц, он заменил слово. — Я люблю ее, — произнес он с вызовом. |
