Красный рыцарь, господин Эдрин, обещал освободить всех, как только ты ему сдашься.
— Не ходи! — крикнула Картия. — Они убьют тебя. Как ты смеешь просить его об этом? — напустилась она на Рамата. — Как ты смеешь?
Нуада отвел ее в сторону.
— Но ты… ты уверен, что он сдержит свое слово, Рамат?
— Нет, не уверен. Но что мне еще оставалось делать?
У Нуады пересохло во рту. Он снял с седла флягу и напился.
— Ты же знаешь, чем я здесь занят. Я должен собрать армию, которая сразится с этими… злыми людьми. Пойми, что я не могу… — И он умолк, увидев отчаяние в глазах Рамата.
— У меня три сына — старшему еще и пяти нет. Сейчас они со своей матерью сидят и ждут, когда им перережут горло.
Нуада отвернулся.
— Не слушай его, — взмолилась Картия. — Прошу тебя, Нуада, подумай о нас.
Нуада взял свой шлем и протянул Бриону.
— Держи. Мне он не понадобится. Отвези Картию обратно к Лло и остальным. Я прошу у них прощения за то, что не нашел в себе сил отказаться.
Картия, заливаясь слезами, схватила его за руку.
— Они убьют тебя. О боги, они убьют тебя.
Нуада отошел с ней от других и поцеловал ее. Слезы и ему застилали глаза.
— Я люблю тебя и думаю, что счастье этого утра было дано нам как дар. Последний дар. Я никогда еще не видел такого восхода. — Он прижал ее к себе. — Не знаю, что еще сказать. Нет у меня слов, Картия.
— Позволь мне пойти с тобой, пожалуйста.
— Нет. Езжай с Брионом. Один я буду чувствовать себя… сильнее.
Он сел на своего коня и с глубоким, прерывистым вздохом тронул его с места. Картия бросилась за ним, но Брион оттащил ее прочь, и Нуада уехал с поляны, не посмев оглянуться. Рамат молча шагал рядом с ним и лишь у последнего холма тронул Нуаду за руку.
— Я никогда не смогу отблагодарить тебя за то, что ты сделал.
Нуада только улыбнулся в ответ. Сухость во рту не позволяла ему говорить, и его пробила дрожь. Они спустились в деревню, и солдаты с копьями наперевес окружили их.
Нуаде велели спешиться, и он повиновался. Ноги у него тряслись от страха, и он спотыкался. Деревенские жители стояли по обе стороны улицы. Он смотрел на их лица и черпал силы в их сострадании. Еще одно представление, Нуада, последнее. Держись.
Его привели к общинному дому, где он прошлой ночью повествовал о доблестных деяниях героев. Чего бы он не отдал сейчас, чтобы увидеть, как Лло Гифс и другие рыцари скачут с холма ему на выручку! Вот это была бы песня!
Около сухого дерева ожидал красный рыцарь, Эдрин.
— Итак, сказитель вернулся. Где же твой меч, рыцарь, где твой шлем?
— У меня нет меча.
— Я одолжу его тебе, чтобы ты мог защищаться.
— Нет. Если я убью тебя, жители деревни поплатятся за это. Ты обещал пощадить их, если я сдамся, и должен сдержать свое слово. — Нуада видел гнев в глазах рыцаря и понимал, что одержал победу. Если бы Эдрин убил его на поединке, по всему лесу разошлась бы весть, что новые рыцари Габалы слабее красных рыцарей короля. — Итак, рыцарь? — улыбнулся поэт.
— Если ты слишком труслив для боя, ты умрешь, как смерд.
Солдаты сняли с Нуады доспехи и поставили его у дерева. Двое вышли вперед с молотками и длинными гвоздями, и Нуада сцепил зубы, когда они приставили гвозди к запястьям его широко раскинутых рук. Молотки заработали, вгоняя гвозди сквозь плоть и кости в дерево. Из рук Нуады хлынула кровь, и тело его обмякло. Застонав, он с усилием приподнял голову.
Красный рыцарь вручил Рамату лук и колчан.
— Стреляй первым. |