Лось вздрогнул, резко скакнул и уже через мгновение скрылся в лесу.

— Ну как так? — егерь развел руками. — Чего не стреляли-то, Тимофей Тимофеевич?

— Красивый зверь, пусть живет… — сухо ответил Тим, отдал оружие и принялся спускаться с вышки.

— Так что сказать-то? — не отставал мужик. — Промазал, али как? Спросят же.

— Я сам скажу, — буркнул Тимофей. — Скажу, что не стал стрелять.

Никакой особой любовью к диким животным он не страдал, просто ему надоело охотиться. Если бы Тимофей нуждался в пропитании, лося не спасло бы ничто, а убивать просто ради забавы такого красавца стало противно.

Егерь топал позади, а когда подошли к снегоходу, неожиданно пробасил с уважением:

— Тогда, Тимофей Тимофеевич, огромное спасибо вам от нас всех! — крепко пожал Тиму руку и принялся сбивчиво объяснять. — Один у нас он такой огромный, стараемся беречь. Дядька Васька говорит, уже лет пятнадцать он у нас обретается. Видали рыжую подпалину у него на задней ноге? Вот! Егоркой кличем, стараемся под выстрел не подводить. Пусть живет, коровок радует? Так же?

Тим слушал и улыбался.

— Только не подведите, Тимофей Тимофеевич, — забеспокоился егерь. — Скажите, что зверь вышел, а вы стрелять не стали, по собственному почину. Скажете? Ведь нагорит нам, что не смогли зверя под гостя вывести…

— Скажу! — подтвердил Тим. — Не переживай.

На базе еще никого из охотников не было, один Суслов торчал на веранде. Тим быстро переоделся и направился к нему.

— Не возражаете?

Суслов приветливо кивнул, но не проронил ни слова.

Тим сел в кресло рядом с главным идеологом Советского Союза, достал сигареты и вопросительно посмотрел на него.

— Курите, курите, Тимофей Тимофеевич, — отозвался Суслов. — Я сам давно бросил, но дым мне нравится. А чего так рано с номера? Взяли зверя или как?

— Не взял, — улыбнулся Тим. — Не стал стрелять, пожалел.

— Вот как? — Суслов удивленно посмотрел на Тимофея и язвительно проскрипел. — Зверей, значит, жалеете, а с людьми как? Я о вашем чернокожем большинстве.

Тим даже растерялся, потому что не думал, что так начнется разговор.

— Такие же люди, как и вы, только цветом кожи отличаются, — напирал Суслов. — Не жалко? Что скажете?

Тиму очень захотелось послать идеолога нахрен, но вместо этого, всего лишь тихо прочитал первый куплет стихотворения.

Потом немного помедлил и поинтересовался:

— Слышали это стихотворение Михаил Андреевич? Его написал Семен Гудзенко в сорок пятом году.

— Слышал, конечно, — недовольно отозвался Суслов. — Но вы-то его, откуда знаете?

— Я русский, — Тим пожал плечами и показал рукой на лес. — Все это родина моих предков. Мои прадед и дед точно так же как и вы воевали с фашистами. И им очень нравилось это стихотворение. Почему мне не знать? Моя совесть чиста. Я точно так же защищаю свою родину от террористов, как мои предки и вы защищали свою Родину от фашистов.

Суслов молчал, сердито сопя.

— Что до черных? Вы знаете, они убили моих родных, сожгли живьем. Несмотря на это, мои лучшие друзья — чернокожие. А моя няня, тоже чернокожая, вытащила меня, совсем пацана, из огня. Да, это Тереза Нболе. И она, скоро станет вице-президентом Родезии. И в ее партии, шестьдесят процентов черных, но и белых сторонников хватает.

— У вас почти пять миллионов черных, а белых всего около трехсот тысяч, — раздраженно буркнул Суслов.